Во время торжественного визита в Пекин, когда лидеры Китая, России и Северной Кореи шествовали по аллее к площади Тяньаньмэнь, микрофон, случайно оставшийся включенным, зафиксировал разговор, который никто не должен был услышать.
На фоне военного парада и красных флагов Си Цзиньпин, Владимир Путин и Ким Чен Ын вели предельно откровенную беседу. Не о геополитике и не о санкциях, а о том, как победить старение, как, по их словам, «становиться все моложе и моложе» вновь. Вновь пересаживая человеческие органы. Путин даже назвал это «биотехнологическим прорывом», а председатель Си, почти не скрываясь, произнес: «В этом столетии можно дожить до 150 лет».
Вопрос о том, действительно ли в Китае существует государственная система принудительного извлечения органов у живых людей, который долгие годы муссировался правозащитниками, вновь всплыл на поверхность. Подобные обвинения в адрес КНР звучат давно. С 2006 года правозащитники бьют тревогу, утверждая, что Китай создал настоящий конвейер по изъятию органов. И если раньше это звучало как конспирология, то теперь все больше фактов проливают свет на этот мрак.
Показательный случай — Гао Чжаньсян, бывший заместитель министра культуры КНР. Когда он умер в 87 лет, китайские СМИ вовсю превозносили «острый ум и звучный голос» покойного при жизни. Но вскоре всплыла пугающая деталь: чиновник неоднократно проходил операции по замене внутренних органов, и сам он якобы говорил: «Многие части тела мне больше не принадлежат».
Еще в 2019 году в одном из китайских госпиталей показали ролик, в котором утверждалось, что лидеры КНР в среднем живут почти на двадцать лет дольше своих западных коллег. Причина? Поддержание функций органов. В том же году независимый международный трибунал в Лондоне пришел к выводу: практика насильственного извлечения органов в Китае реальна, масштабна и продолжается до сих пор. Жертвами становятся не преступники, а люди, чья «вина» кроется в их убеждениях. Это последователи Фалуньгун (индивидуальная практика, где главный акцент делается на личном нравственном очищении и духовном росте - ред.), уйгуры, тибетцы, подпольные христиане. Словом, те, кого режим считает «нежелательными».
В 2019 году независимый «Трибунал по Китаю» подтвердил: изъятие органов у живых людей в Китае — реальность, а не теория заговора. Исследования выявили, что во многих операциях не проводились базовые тесты на смерть мозга. То есть органы вырезали у еще живых пациентов. Более того, в телефонных разговорах китайские врачи спокойно и без тени стеснения обсуждали наличие «фалуньгуновских» органов.
«Это стало рутиной. Нормой. Поставкой по требованию», — заключили правозащитники.
А в 2024 году даже скептиков потрясла история Чэн Фэй Мина — первого человека, пережившего операцию по изъятию органов, проведенную в одной из китайских тюрем. Чэн бежал из КНР с 35-сантиметровым шрамом и отсутствующими сегментами печени и легких. Проверки в США подтвердили: он перенес неполную трансплантационную операцию, на которую не давал согласия.
«Они извлекали его печень, пока он был жив, - заявил профессор Макгиффин, специалист по трансплантациям. — Это не просто преступление. Это промышленное убийство».
История с Чэн Фэй Мином не единственная. Просто он тот, кто сумел рассказать. Американские и европейские законодатели начали принимать меры. Против Китая выдвигаются законопроекты, против клиник и врачей, причастных к насильственным трансплантациям, вводятся санкции. Несколько штатов США уже запретили страховое покрытие пересадок, сделанных в Китае. В Вашингтоне все чаще звучат слова о «медицинском геноциде».
Многочисленные расследования показали: в ряде случаев врачи в КНР извлекали сердца и легкие у пациентов без подтверждения смерти мозга. То есть убивали людей ради органов. Более того, тайные записи разговоров с ведущими китайскими трансплантологами подтвердили, что «фалуньгуновские органы» — это не нечто шокирующее или редкое, а норма, система, медицинский конвейер, поставленный на поток. Все отлажено: арест, анализы, совместимость, операция. В Китае время ожидания пересадки — дни, иногда часы. В любой другой стране мира — месяцы или годы.
На этом фоне случайный разговор лидеров КНР, России и КНДР приобретает особую зловещую окраску. Они обсуждали возможность жить вечно. Но какова цена этой «вечности»? Кто поставляет им «запчасти» для нее? И кто в итоге становится «сырьем» для этой людоедской системы?
Мир сегодня стоит перед выбором: закрыть глаза и признать приемлемость жертв в обмен на технологический прогресс или наконец всерьез задаться вопросом, чем заканчивается путь тех, кто оказался неугоден тому или иному режиму? Сегодня мы знаем, что в Китае под маской науки существует индустрия смерти. И, наверное, самое страшное в этом знании — ее почти идеальная эффективность.
