Честность, правдивость, полная отдача

полон слуху, что посватал комар муху». Разыгры-
ваемый артистами-любителями, он становится
ироническим комментарием к ситуации, в которой
очутился любовный треугольник — Галя и ее два
жениха. Общая поэтическая тональность оперы,
ее музыкальные пейзажи («рассветный ноктюрн»,
открывающий первое действие, «вечерняя пасто-
раль» в начале второго), обаяние лирических
страниц и искрящийся юмор комедийных, яркие
хоровые сцены — от лирико-жанровых до фар-
сово-событийных, господствующий в опере дух
подлинной театральности, — все это дает широкий
простор для режиссерской и исполнительской
работы.
Будет ли поставлена эта опера? Киевский опер-
ный театр, по заказу которого она писалась, пока
не торопится включать ее в репертуар. А жаль.
«Веселых красок» в его скудной национальной
афише явно не хватает! Все же хочется надеяться,
что ситуация изменится и наступит время, когда
театры будут конкурировать в праве постановки
нового произведения; когда премьеры будут вызы-
вать любопытство не только любителей музыки,
но и коллег, «братьев по жанру»; когда секрета-
риат СКУ заразится искренним интересом к живо-
му музыкальному процессу и, снимаясь' — всем со-
ставом — с места, будет спешить из Киева во
Львов, Харьков, Одессу и т. д. на встречу с новой
музыкой. «Да где же такое видано?!» — сердито
(а может, удивленно) оборвут меня. «Нигде, —
отвечу я. — Но помечтать-то можно. В конце
концов, все осуществленное было когда-то
мечтой...»
ТРИБЯ14
Мечислав Вайнберг
Честность, , ,
полная отдача
— Мечислав Самуилович! В 1986 году прозвуча-
ла Девятнадцатая симфония «Светлый май» —
заключительная часть вашей симфонической три-
логии «Переступив порог войны». О войне расска-
зывают и оперы «Пассажирка», «Мадонна и сол-
дат», кантата «Дневник любви», многие другие
ваши произведения. Почему на протяжении столь-
ких лет вы постоянно возвращаетесь к этой теме?
— Да, многие мои работы связаны с военной
тематикой. Увы, она мною не выбрана. Она про-
диктована моей судьбой, трагической судьбой
моих родных. Я считаю своим нравственным дол-
гом писать о войне, о том страшном, что слу-
чилось с людьми в нашем веке. Буду ли писать
об этом и в дальнейшем? Трудно сейчас сказать
определенно. Недавно я закончил работу над дву-
мя сочинениями иного плана и пока у меня —
«пауза»...
— Создавая музыку, вы не раз обращались
к сюжетам из литературной классики в операх
«Портрет» по Гоголю, «Идиот» по Достоевскому, в
вокальных произведениях на стихи поэтов прошло-
го столетия и нашего времени. Почему именно эти
сюжеты привлекли ваше внимание? Что вам ка-
жется наиболее важным при выборе литератур-
ного первоисточника?
— Гоголь и Достоевский с давних пор, с ран-
ней юности любимы мною, поэтому обращение
к их произведениям было естественным побуж-
дением. Думаю, темы, которые раскрываются
в «Идиоте» и «Портрете», всегда будут волно-
вать художников и общество, и еще многим ком-
позиторам, кинорежиссерам произведения русских
классиков дадут колоссальные, многогранные воз-
можности для трактовки затронутых в них вопро-
сов, трактовки с точки зрения собственного,
сегодняшнего видения.
Что касается романсов, то я всегда искал
лирику, которая служила бы для меня отдохно-
вением от военной темы. Большая их часть на-
писана мною на стихи замечательного польского
поэта Юлиана Тувима. К сожалению, они не
переведены на русский язык. Есть у меня романсы
и на стихи чудесных русских поэтов — Бара-
тынского, Жуковского, Фета, Тютчева, Блока.
23

— Среди ваших произведений — не только
оперы и романсы, но и симфонии, камерные
ансамбли, концерты, инструментальные миниа-
тюры... Какие жанры вам наиболее близки как
автору?
— Мне кажется, нет жанров, которые прева-
лировали бы над другими, поэтому трудно ска-
зать, чему я отдаю предпочтение. Если компо-
зитор сегодня работает в определенном жанре,
то он должен всецело подчиниться его законам
и требованиям, отнесясь к ним с полной ответ-
ственностью и серьезностью.
— Тем не менее вы особенно часто обра-
щаетесь, например, к жанру симфонии. Кстати,
на последнем фестивале «Московская осень» про-
звучала ваша камерная симфония No 1. Но ведь
вы и раньше писали симфонии для струнных —
Вторую, Седьмую, Десятую?
— Действительно, я сам немного запутался.
Новая симфония, безусловно, по жанровым при-
знакам не отличается от названных вами. Знаете,
мне просто не хотелось продолжать очередность
больших цифр. Недавно я закончил и Камерную
симфонию No 2, которая, надеюсь, будет исполнена
на следующей «Московской осени». Повторяю, ни
по продолжительности, ни по характеру новые
симфонии не отличаются от Второй, Седьмой и
Десятой...
— Сегодня часто можно слышать разговоры
об отмирании оперы, о потере ею публики. Какой
вы, оперный композитор, видите судьбу данного
жанра?
— Конечно, меняется сам ритм жизни, и сейчас,
мне кажется, трудно выслушать, например, всю
тетралогию «Кольцо нибелунга», хотя вагнеров-
ская музыка замечательна... Но я оптимист и ду-
маю, что нет умирающих жанров. Если рождается
настоящая опера, она всегда найдет людей, кото-
рые будут с удовольствием слушать ее, которым
она будет необходима.
— Довольны ли вы сценической судьбой своих
произведений?
— Если меня увлекает либретто, я с удоволь-
ствием пишу музыку и не думаю о том, будет
опера поставлена или нет. К счастью, я все-таки
видел свои сочинения на сцене! «Мадонну и сол-
дата» — в МАЛЕГОТе, «Поздравляем» — в театре
Б. Покровского, «Любовь дАртаньяна» — в Театре
имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-
Данченко. «Портрет» был поставлен в Брно.
— Какие из ваших работ вам наиболее дороги?
— Мне очень трудно ответить на этот вопрос —
ведь я автор довольно большого количества со-
чинений. Всегда грустно заканчивать очередную
партитуру, но, когда она завершена, у меня воз-
никает какое-то равнодушие. Не то чтобы я ее
забываю — напротив, в любой момент могу сы-
грать наизусть! — но меня уже увлекают проблемы
следующего опуса. Наверное, любой композитор
все свои сочинения считает удачными, иначе их
нельзя выпускать. Правда, спустя некоторое время
происходит естественный отбор... Конечно, многое
из того, что я написал, мог бы и не писать,
но, может быть, благодаря этим работам я потом
что-то более качественное сделал? Это ведь очень
все сложно, я бы сказал — загадочно...
— А как вы работаете над произведением?
Что служит поводом к его созданию? Какое
влияние на концепцию будущего сочинения ока-
зывает личность предполагаемого исполнителя ?
— Что касается опер, программных симфоний
с хором, поэм, то тут все ясно: есть внешний
импульс, есть поэтическая формула, сюжет. С чи-
сто же инструментальной музыкой все происходит
каждый раз по-новому. Каждый раз... Я могу три
месяца писать сочинение, которое идет пятнад-
цать минут. Через годы задумываюсь: «Почему
я три месяца бился над произведением, длящимся
пятнадцать минут?» Но конкретно уже ничего не
помню. Были, наверное, тривиальные, банальные
«муки творчества», конечно, были. Иначе люди бы
штамповали каждую неделю по симфонии, каждый
месяц по опере.
Что же касается роли исполнителя... Конечно,
если знаешь, что он ждет твоей музыки, это
очень мобилизует. Я много сочинений написал
по творческим заказам Л. Когана, Д. Ойстраха,
М. Ростроповича, Д. Шафрана. Если бы не дружба
с Р. Баршаем, наверное, не было бы моих
24

струнных симфоний. Над Четвертой, Пятой, Ше-
стой, Восьмой симфониями я работал, зная, что
их исполнит К. Кондрашин. Сейчас, когда пишу
симфонию, я надеюсь, что она попадет в руки
В. Федосеева, а квартет — бородинцам. Для
композитора это имеет колоссальное значение!
Однако я вовсе не предполагал выявлять в своих
работах какие-либо особенности названных мной
многогранных музыкантов. Не приходилось и ду-
мать о том, что нужно избегать чего-то — вдруг
не получится. У них всегда все получалось! Я бла-
годарен судьбе, что на своем пути встретил
поистине замечательных коллег-исполнителей.
— Кто из композиторов оказал влияние на вас
в годы вашей молодости?
— Я любил и люблю всякую хорошую музыку,
даже не берусь перечислить имена или названия.
Безусловно, решающее влияние на меня оказал
Дмитрий Дмитриевич Шостакович, чье творче-
ство — пример философского осмысления окру-
жающего мира.
— Современное отношение к традиции — как
вы решаете эту проблему в своей работе?
— Место композитора в истории определяется
только тем, сказал ли он что-нибудь свое, есть ли
у него хотя бы какая-то интонация, отличающая
его от других авторов. Если она есть, значит
как композитор он состоялся. Но чтобы сказать
новое слово, надо знать, впитать абсолютно все,
что до тебя было. Можно ли, порвав с традицией,
ошеломить мир созданием чего-то необычного? Ис-
кусство, как и общественная жизнь, развивается
бесконечно, и один человек, даже гений, не мо-
жет по собственному желанию перевернуть или
отменить все то, что было до него создано.
Только опираясь на достижения прошлого, разви-
вая их, дополняя, объясняя, воспринимая их
сквозь призму своих, я бы сказал, биологически-
генетических задатков, можно создать нечто дей-
ствительно новое. Вопрос же современности моего
музыкального языка передо мной никогда не стоял.
Я просто никогда над этим не задумывался, ибо
всегда писал и пишу как слышу, как чувствую.
Любой композитор должен работать — такова
аксиома, о которой незачем долго рассуждать.
А уготовано ли ему место в центре пантеона
или хотя бы на его задворках — решит есте-
ственный отбор.
— Творчество каких композиторов более моло-
дого поколения кажется вам наиболее интересным
и перспективным?
— Я могу говорить только о московских авто-
рах, иначе рискую кого-то обидеть. У нас много
серьезных, глубоких тридцати-сорокалетних музы-
кантов, которые не стараются идти в ногу с модой
и, как мне кажется, ставят перед собой в искус-
стве отнюдь не «бирюлечные» задачи. Назову,
к примеру, С. Беринского, А. Головина, В. Довга-
ня, М. Ермолаева, В. Лобанова, Т. Сергееву, В. Ря-
бова, А. Раскатова, Д. Смирнова, Е. Фирсову.
— Мечислав Самуилович! Вы, как известно, за-
кончили в 1939 году Варшавскую консерваторию
по классу фортепиано. Вас как пианиста высоко
ценил Д. Шостакович, доверявший вам показ мно-
гих своих новых сочинений. В то же время ваши
фортепианные сонаты играли такие выдающиеся
исполнители, как Э. Гилельс, М. Гринберг, Т. Ни-
колаева. Как вы оцениваете современный уровень
советской фортепианной школы?
— Мне уже немало лет, и я редко хожу на кон-
церты. Однако на конкурсах имени Чайковского
я слышал многих молодых пианистов. И вот что
меня волнует. В юности, когда я жил в Варшаве,
мне посчастливилось бывать на выступлениях Рах-
манинова, Гофмана, Корто, Казадезюса, Бакхау-
за, Шнабеля, Артура Рубинштейна, Аррау. Это
были пианисты примерно одного уровня; из них,
пожалуй, явно выделялся по масштабу один
Рахманинов. Но у каждого из них был свой
неповторимый облик. Среди нынешней же молоде-
жи как раз почти отсутствуют индивидуально-
сти. Все играют «здорово», пальцы летают по кла-
виатуре со скоростью космических ракет, но не
слышишь какого-то своего отношения к исполняе-
мой музыке. Помню Зауэра, Фридмана — по-
следних из могикан девятнадцатого века! Конечно,
они играли салонно, даже смешно: бесконечные
ritenuti, левая рука всегда чуть раньше брала
бас. Но то были личности! Исполнитель нес свое
видение. Соглашался ты с ним или нет — другое
дело. А сейчас, если я закрою глаза и три-четыре
пианиста сыграют — я не смогу их отличить.
Возьмем наше поколение: М. Юдина, М. Гринберг,
С. Рихтер, Э. Г илельс... Пусть технический аппарат
Юдиной и Гринберг уступал виртуозной оснащен-
ности Рихтера и Гилельса, но и те и другие были
неповторимыми музыкантами! Я уж не говорю о
В. Софроницком, Л. Оборине! По-моему, С. Рих-
тер и ныне остается королем современного пианиз-
ма. Большое впечатление произвели на меня
Д. Башкиров, Э. Вирсаладзе. Конечно, у нас
есть сильные пианисты и помоложе — Н. Пет-
ров, М. Плетнев...
— Вернемся к композиторскому творчеству. Из-
вестно, что вашему перу принадлежит как серьез-
ная академическая музыка, так и «прикладная»:
к кинофильмам, театральным постановкам. Какие
задачи вы ставите перед собой, когда работаете
в таких жанрах?
— В подобном случае задачи ставлю не я, а ре-
жиссер. Я их только выполняю соответственно
своим возможностям и композиторской честности
(конечно, если я согласен с постановщиком в
главных вопросах) . Большое значение здесь имеют
профессионализм, умение работать быстро и точ-
но. Предположим, на протяжении двадцати секунд
на экране проходит бой танков, или любовная
сцена, или гроза. Я сосредоточенно смотрю ма-
териал и стараюсь представить музыку, которая
совпала бы со зрительным рядом, звучала есте-
ственно, а затем передать ее в партитуре. Иногда
это удается, иногда — нет...
25

Честность, правдивость, полная отдача

Честность, правдивость, полная отдача

Комментировать