ПРЕДЫДУЩИЕ ЧАСТИ :
часть 1. КАК ДЕДУШКА ЖОРА СО СТАЛИНЫМ БОДАЛСЯ
часть 2. КАК ДЕДУШКА ЖОРА ЕЛЬНИНСКИЙ ВЫСТУП СПИЛИВАЛ
часть 3. КАК ДЕДУШКА ЖОРА ЛЕНИНГРАД СПАСАЛ
В отечественной да, пожалуй, и в мировой истории не много найдётся эпизодов, сравнимых с ленинградской блокадой как по степени трагизма, так и по количеству сопутствующего вранья. Так уж повелось в Московии : чем чудовищнее трагедия, тем обширнее и бесстыднее ложь, призванная замаскировать её масштабы. И маршал Жуков, будучи одним из самых высокопоставленных военных чиновников Советского Союза, внёс решающий вклад как в организацию ленинградской трагедии, так и в создание завалов лжи вокруг неё.
При жизни Жукова вышли два издания его «мемуаров» - в 1969-ом и в 1974-ом (более поздние переиздания я не рассматриваю, так как никакой ответственности за них Жуков, ясное дело, не несёт). В первом издании «ленинградская оборона» упомянута мимоходом – ей уделено лишь пять страниц 11-ой главы. Очевидно, руководящие товарищи указали маршалу на недоработку, и во втором издании ленинградским событиям уделена отдельная глава (тринадцатая) – более 20 страниц. Поскольку между двумя описаниями одних и тех же событий есть небольшие различия, рассмотрим и то, и другое.
ПРИБЫТИЕ
В первом издании «мемуаров» Жукова читаем :
9 сентября 1941 года вместе с генерал-лейтенантом М.С.Хозиным и генерал-майором И.И.Федюнинским мы вылетели в блокадный Ленинград.
Во втором издании Маршал поправился :
Утро 10 сентября 1941 года было прохладным и пасмурным. На Центральном аэродроме столицы, куда я прибыл, чтобы лететь в осажденный Ленинград, у стоявшего на взлетной полосе самолета маячили три фигуры: одна высокая — генерал-лейтенанта М. С. Хозина, вторая поменьше — генерал-майора И. И. Федюнинского, третья — летчика, командира воздушного корабля... Без промедления состоялся вылет...
Так когда же Жуков прибыл в Ленинград – 9-го или 10-го ? В поисках ответа заглянем в мемуары генерала Федюнинского :
Утром 13 сентября самолет Ли-2 поднялся с Внуковского аэродрома и под охраной звена истребителей взял курс на Ленинград. В самолете находились генерал армии Г. К. Жуков, назначенный командующим Ленинградским фронтом, генералы М. С Хозин, П. И. Кокорев и я.
Возникает коллизия : летели вместе, но почему-то разным составом, из разных мест, да ещё и в разные дни. Кто-то из двоих, очевидно, врёт. Но кто – Жуков или Федюнинский ?
Ответить на вопрос довольно просто. Заглянем, как обычно, в «Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В.Сталиным» и в перечне посетителей сталинского кабинета от 11 сентября 1941-го обнаружим фамилию Жукова – вошёл в 17.10, вышел в 21.15.
Предположение о том, что Жуков ошибся, исключается. Дело в том, что при написании мемуаров он имел неограниченный доступ к архивам и целые табуны референтов для проверки написанного. Если б захотел написать правду, написал бы. Но не захотел. Так что, и 9-ое, и 10-ое сентября – это не случайная ошибка, а умышленная ложь.
К исходу 10 сентября, руководствуясь личной запиской Верховного и без объявления официального приказа, я вступил в командование Ленинградским фронтом…
Всю ночь с 10 на 11 сентября мы обсуждали с А.А.Ждановым, А.А.Кузнецовым, адмиралом И.С.Исаковым, начальником штаба фронта и некоторыми командующими родов войск фронта обстановку и дополнительные меры по обороне Ленинграда…
Забавно читать это, зная, что 11-го сентября Жуков находился в Москве.
По мнению Виктора Суворова, Жуков норовил указать как можно более раннюю дату прибытия в город, стремясь выпятить свою роль в отражении «вражеского штурма». Эта версия, однако, не выглядит убедительной. Дело в том, что наступление Вермахта на Ленинград закончилось в двадцатых числах сентября, и Жуков всяко «успевал».А поскольку никаких более правдоподобных версий ни выдумать, ни найти в литературе не удаётся, остаётся предположить, что на сей раз «Маршал Победы» соврал вполне альтруистически. Просто по привычке.
ПОЛОЖЕНИЕ СТОРОН
Отвлекаясь от рассказа о перелёте из Москвы в Ленинград, Жуков коротко описывает положение, сложившееся вокруг Ленинграда к моменту его прибытия :
Чтобы овладеть Прибалтикой и Ленинградом, гитлеровское командование бросило в наступление крупную массу своих войск — группу армий «Север» под командованием генерал-фельдмаршала фон Лееба. В ходе июльско-августовских боев 1941 года на северо-западном направлении противнику удалось овладеть значительной частью Ленинградской области.
8 сентября 1941 года противник, захватив Шлиссельбург, перерезал последнюю для нас сухопутную коммуникацию и блокировал Ленинград. Линия нашей обороны остановилась здесь по западному берегу Невы. Широкая, полноводная река являлась серьезной преградой для гитлеровских войск, однако и ее надо было оборонять, так как к Шлиссельбургу и Ладоге вышли немецкие отборные части.
Враг оттеснил нашу 54-ю армию от основных сил Ленинградского фронта, но она не позволила гитлеровским войскам двинуться на восток и остановила их на рубеже Липка—Рабочий поселок № 8—Гайтолово. С этого момента армия начала подчиняться не фронту, а непосредственно Ставке ВТК.
Войска 8-й армии Ленинградского фронта, сражавшиеся ранее на территории Эстонской ССР, с тяжелыми боями отошли и закрепились на линии Петергоф—южнее Усть-Рудицы—побережье Финского залива в районе Керново. Связь этой армии с городом с этого времени можно было поддерживать только по воде и по воздуху.
На Карельском перешейке финские войска, выйдя к нашей старой государственной границе, пытались продвинуться дальше, но были там остановлены. Теперь они ждали благоприятного момента, чтобы ринуться на город с севера.
Положение Ленинграда с 8 сентября стало крайне опасным. Сообщение с Большой землей могло осуществляться только через Ладожское озеро и по воздуху, под прикрытием нашей авиации Начались бомбежки и варварские артиллерийские обстрелы города. Фашистские войска нажимали со всех сторон. Особенно крупная группировка танковых и моторизованных соединений противника концентрировалась на подступах к Урицку, Пулковским высотам и Слуцку. Все говорило о том, что враг готовится к решительному штурму.
Здесь, как обычно у Жукова, правда перемешана с фальсификациями.
В действительности, 13-го сентября 8-ая армия ещё не была отрезана от основных сил Ленинградского фронта – связь с ней поддерживалась по шоссе и железной дороге Ленинград-Ораниенбаум, проходящей по берегу Финского залива. Это, кстати, подтверждает и сам Жуков, приводя выдержки из разговора с маршалом Шапошниковым, состоявшегося 14-го сентября :
К исходу сегодняшнего дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и введя в бой до двух танковых дивизий, вышел на фронт Новый Сузи (что южнее Пулково на 2 километра)—Финское Койрово (северная окраина)—Константиновка—Горелово—Анино—К
Наименьшее расстояние от линии «Пулково–Горелово–Ропша» до железной дороги Ленинград-Ораниенбаум составляет 5 километров, а до Петергофского шоссе – примерно 8. Основные же силы противника располагались ещё дальше.
Кроме того, Жуков, относительно подробно описав положение сторон на юго-востоке и юго-западе от города, обходит полным молчанием ситуацию на юге. По контексту повествования у читателя складывается впечатление, к моменту прибытия Жукова линия фронта проходила по линии Пулково–Пушкин–Ям-Ижора. Однако, 13-го сентября территория от указанной линии вплоть до реки Ижора находилась под контролем РККА и была окончательно занята немцами лишь через 10 дней.
Все эти мелкие махинации нужны для того, чтобы внушить читателю мысль : советские войска отступали только до появления Жукова, но стоило ему возглавить фронт, как отступление тотчас прекратилось. В действительности же прибытие Жукова немцев не остановило – их наступление прекратилось гораздо позже и в силу совершенно иных обстоятельств.
ВСТУПЛЕНИЕ В ДОЛЖНОСТЬ
Чрезвычайно занятна история вступления Жукова в командование Ленинградским фронтом. В предыдущей главе, посвящённой операции под Ельней, он описывает новое назначение следующим образом :
— Вам придется лететь в Ленинград и принять от Ворошилова командование фронтом и Балтфлотом.
Предложение это явилось для меня полной неожиданностью, тем не менее я ответил, что готов выполнить это задание.
— Ну, вот и хорошо, — сказал И. В. Сталин.
— Имейте в виду, — продолжал он, — в Ленинграде вам придется перелетать через линию фронта или через Ладожское озеро, которое контролируется немецкой авиацией.
Затем Верховный молча взял со стола блокнот и размашистым твердым почерком что-то написал. Сложив листок, он подал его мне:
— Лично вручите товарищу Ворошилову эту записку.
В записке значилось: «Передайте командование фронтом Жукову, а сами немедленно вылетайте в Москву».
……………………
...Прощаясь перед моим отлетом в Ленинград, Верховный сказал:
— Мы на вас надеемся. Приказ Ставки о вашем назначении будет отдан, когда прибудете в Ленинград.
Я понял, что за этими словами скрывается опасение за успех нашего перелета.
Интересно, а зачем нужна эта записка ? Поклонники творчества Жукова обычно объясняют её необходимость тем фактом, что ещё 8-го сентября все линии проводной связи между Москвой и Ленинградом были перехвачены частями Вермахта, и передавать какую-либо информацию по ним более не представлялось возможным. Они, очевидно, считают, что тогдашнее сталинское руководство состояло сплошь из дикарей и идиотов, не подозревавших о существовании радиосвязи. Кроме того, не понятно, что в таком случае должна означать приписанная Сталину фраза : «Приказ Ставки о вашем назначении будет отдан, когда прибудете в Ленинград».
Разумеется, можно призадуматься об угрозе перехвата сообщения. Однако, её иллюзорность наглядно демонстрируется приведёнными Жуковым переговорами с Шапошниковым (14 сентября) и Куликом (15 сентября), находившимися за пределами «блокадного кольца».
Возможно, Сталин хотел, чтобы Жданов имел под рукой не только радиограмму о назначении нового командующего фронтом, но и копию приказа. Однако, в этом случае ему следовало вручить Жукову должным образом оформленный документ, а не записку на тетрадном листе, без каких-либо выходных данных и не понятно кому адресованную.
Меж тем Жуков прилетает в Ленинград и немедленно отправляется в Смольный – на заседание Военного совета Ленинградского фронта.
Мы поднялись на второй этаж в кабинет командующего. В большой комнате за покрытым красным сукном столом сидели человек десять. Поздоровавшись с К.Е.Ворошиловым и А.А.Ждановым, попросил разрешения присутствовать на заседании. Через некоторое время вручил К.Е.Ворошилову записку И.В.Сталина. Должен сознаться, что делал я это не без внутреннего волнения. Маршал прочитал записку молча и, чуть кивнув головой, передал ее А.А.Жданову, продолжая проводить заседание...
Чтобы по достоинству оценить правдоподобие повествования, следует вспомнить, что всего полтора месяца назад Жуков подвергся жестокой опале, будучи скинутым с поста начальника Генштаба на должность командующего второстепенным фронтом. И, несмотря на то, что дальнейшего падения не последовало, а на указанном второстепенном фронте он даже имел некоторые достижения, его положение к середине сентября 41-го было, мягко говоря, неясным. Если же допустить, что о приказе Сталина никому в Ленинграде не было известно, то и статус Жукова также оказывался совершенно непонятным. И вот этот крайне непонятный генерал заявляется на экстренное заседание, проводимое двумя членами Политбюро – Ждановым и Ворошилов, занимавшими в сталинской иерархии третье и четвёртое место соответственно – и, ничего не объясняя, «просит разрешения присутствовать»...
Чтобы придать законченность идиотизму описываемой ситуации, Жуков сообщает, что вручил сталинскую записку Ворошилову не сразу при входе в кабинет, а «через некоторое время». Интересно, что мешало вручить её сразу ? Кроме того, если Жданов с Ворошиловым не знали о сталинском приказе заранее, то в качестве кого Жуков присутствовал на указанном заседании ДО вручения ? А если знали, то зачем вообще была нужна эта записка ?
Заканчивая рассказ о своём новом назначении, Жуков пишет :
К исходу 10 сентября, руководствуясь личной запиской Верховного и без объявления официального приказа, я вступил в командование Ленинградским фронтом
А что мешало объявить приказ официально ? Если приказа не было, каким образом офицеры Ленинградского фронта узнали о смене командующего ? Как новоиспечённый командующий общался с подчинёнными ? – неужто каждому сталинскую записку демонстрировал ? И значит ли это, что в должность командующего фронтом мог вступить любой, кто был способен подделать подпись Сталина достаточно убедительно ?
Совершенно не обязательно быть знакомым с тонкостями процедуры вступления командиров в должность, чтобы понять : рассказанная Жуковым история – чистая, беспримесная выдумка, способная поразить читателя разве что своей необычайной горбатостью. Зачем маршал украсил свои «воспоминания» столь фантастической байкой – Бог весть.
БОЕВЫЕ ДЕЙСТВИЯ
Итак, прибыв в Ленинград 13-го сентября, Жуков знакомится с обстановкой.
Размышляя над планом обороны Ленинграда, прежде всего обратили внимание на то, что, наступая, враг оказался вынужденным действовать, рассредоточивая войска по трем группировкам на широком фронте. Главные силы — танки и пехота — направлялись к городу с юга. Очевидно, фон Лееб был убежден, что именно здесь ему удастся ворваться в город ударом в центре фронта.
Действительно, замечательный вывод. С запада Ленинград прикрыт Финским заливом, с востока – Невой и Ладожским озером. Откуда ж ещё направляться к городу, как не с юга ?
Поначалу ситуация вокруг Ленинграда представляется Жукову не слишком драматичной – он полагает, что достаточно перегруппировки имеющихся в его распоряжении сил и небольшой мобилизации резервов :
...Необходимо было срочно усилить оборону на рубеже Пулковские высоты—Урицк. Для этого следовало перебросить в 42-ю армию часть сил из состава 23-й армии, находившейся на Карельском перешейке, где финны были остановлены. Кроме средств фронта, здесь решено было сосредоточить огонь всей корабельной артиллерии Балтийского флота. Предполагалось также сформировать 5—6 отдельных стрелковых бригад из состава моряков Балтийского флота и учебных заведений Ленинграда. Срок готовности формирований был определен в 5—6 дней.
По-видимому, Жуков полагал, что 8-ая и 42-ая армии опираясь на многочисленные оборонительные сооружения (ДОТы, ДЗОТы, минные поля, надолбы, противотанковые рвы и пр.) сумеют остановить продвижение противника. Однако, ожидания эти не оправдались – уже на следующий день после прибытия в телефонном разговоре с маршалом Шапошниковым Жуков был вынужден признать :
...Обстановка в южном секторе фронта значительно сложнее, чем казалось Генеральному штабу. К исходу сегодняшнего дня противник, развивая прорыв тремя-четырьмя пехотными дивизиями и введя в бой до двух танковых дивизий, вышел на фронт Новый Сузи (что южнее Пулково на 2 километра)—Финское Койрово (северная окраина)—Константиновка—Горелово—Анино—К
Далее Жуков описывает предпринимаемые им действия – как обычно, многословно и бестолково. Автор засыпает читателя перечислением огромного числа эпизодов (в том числе тех, к коим не имел никакого отношения), не делая даже намёка на попытку показать картину происходящего в целом. Неразбериха усугубляется тем обстоятельством, что во время войны ряд населённых пунктов носил совершенно иные названия, нежели ныне (Лигово называлось Урицком, Гатчина – Красногвардейском, Павловск – Слуцком и т.д.), а многие упоминаемые в повествовании деревни и посёлки (Финское Койрово, Московская Дубровка и пр.) ныне не существуют. Разобраться в сумбурных рассказах Жукова без карты совершенно невозможно, особенно тем, кто не знаком с топографией питерских пригородов. Ясно лишь, что войска непрерывно проявляли «стойкость, героизм и самопожертвование», а фашистский агрессор в конце концов был остановлен.
Вместо внятного описания проведённых операций (где, какими силами, в какой последовательности) Жуков пичкает читателя то нудным перечнем действий ленинградской парторганизации (к каковым он не имел ни малейшего отношения), то совершенно фантастическими описаниями фашистских зверств.
По тщательно разработанному гитлеровцами плану артиллерийский огонь и бомбардировки велись по важнейшим объектам — заводам и фабрикам, институтам и вокзалам, госпиталям, школам, торговым центрам.... Обстрелу подвергались главным образом те улицы и даже те их стороны, где движение было наиболее оживленным.
Очевидно, Жуков знал о существовании ЭТОЙ НАДПИСИ, но так и не понял, что она означает. Дело в том, финны, расположившиеся к северу от города, не имели ни возможности, ни желания его обстреливать. Обстрелы велись только немцами, с юга. Как следствие, снаряды могли поразить тротуары лишь на северной стороне улиц, идущих с востока на запад (таких, например, как Невский проспект) – именно на таких улицах и встречались указанные надписи. Обе стороны улиц, идущих с юга на север (например, Московский проспект), были одинаково доступны для вражеских снарядов и, соответственно, одинаково опасны. Поэтому указанных надписей на домах этих улиц нет.
Далее Жуков приводит показания «пленного Ловно Рудольфа из 9-й батареи 240-го артиллерийского полка 170-й пехотной дивизии» о расписании артиллерийских обстрелов. Но при этом забывает упомянуть, что в 1941-ом 170-ая пехотная дивизия воевала в составе группы армий «Юг», а под Ленинград была переброшена лишь в августе 1942-го. И никакого отношения к ленинградским событиям сентября 1941-го упомянутые показания не имеют.
Чуть далее приводится ещё более фантастический эпизод :
В районе Шлиссельбурга… фашистские части пытались подготовить переправу через реку Неву на участке Порош—Невская Дубровка—Московская Дубровка. По приказу гитлеровского командования впереди немецких частей были выставлены советские женщины, дети и старики, согнанные из ближайших населенных пунктов. Чтобы не пострадали наши люди, надо было особенно четко вести минометный и артиллерийский огонь по противнику, находившемуся в глубине его боевых порядков.
Чтобы по достоинству оценить эту байку, достаточно сказать, что упоминаний об указанном эпизоде нет ни в воспоминаниях ветеранов, ни в документах, как советских, так и германских. Дело в том, что немцы не только никогда не пытались форсировать Неву, но даже и планов таких не имели.
Говоря о реализации своих замыслов, Жуков постоянно недоговаривает. Вот, к примеру, как он описывает проводившиеся по его прямому указанию морские десанты :
В районе Петергофа в тыл вражеских войск был высажен морской десантный отряд с целью содействия приморской группе в проведении операции. Моряки действовали не только смело, но и предельно дерзко. Каким-то образом противник обнаружил подход по морю десанта и встретил его огнем еще на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбрались на берег, и немцы побежали. К тому времени они уже хорошо были знакомы с тем, что такое «шварце тодт» («черная смерть»), как они называли нашу морскую пехоту.
Увлекшись первыми успехами, моряки преследовали бегущего противника, но к утру сами оказались отрезанными от моря. Большинство из них пало смертью храбрых. Не вернулся и командир героического десанта полковник Андрей Трофимович Ворожилов.
Десантные отряды моряков и пограничников из 20-й дивизии НКВД полковника А. П. Иванова неоднократно засылались в тыл противника. Везде и всюду они проявляли чудеса храбрости.
О результатах десантных операций Жуков не говорит ничего, ограничившись упоминанием «чудес храбрости». Дело в том, что все они были разгромлены, не нанеся врагу сколько-нибудь ощутимого ущерба, а из тысяч десантников уцелели считанные единицы.
Организация морского десанта – задача чрезвычайно сложная. Достаточно сказать, что за всю войну советским вооружённым силам не удалось организовать НИ ОДНОГО успешного десант, и лишь один (пресловутая «Малая земля») не закончился полным провалом. А в Ленинграде ситуация усугублялась полнейшей некомпетентностью Жукова, ранее видавшего море лишь на картинках. Поэтому балтийским морякам приходилось «проявлять чудеса» без ясных целей, без разведки, без артподготовки, без взаимодействия с наземными силами и, как следствие, без малейшей надежды на успех.
Следует отметить, что Жуков вообще не понимал, что такое флот, и даже в процессе написания мемуаров не счёл нужным поинтересоваться, что же происходило на Балтийском флоте осенью 1941-го. К примеру, он пишет :
…Немецко-фашистское командование 21—23 сентября осуществило ряд массированных налетов на корабли и Кронштадт. В этих налетах одновременно участвовало несколько сотен бомбардировщиков. Но интенсивный огонь зенитной артиллерии и решительные атаки советских истребителей сорвали замысел врага: существенный ущерб флоту нанесен не был.
И это при том, что 21 сентября получил тяжелейшие повреждения линкор «Октябрьская революция», а 23 сентября был уничтожен линкор «Марат» – от взрыва авиабомбы сдетонировал боезапас первой башни, корпус корабля разломился надвое и лёг на грунт.
Помимо прочего, немало места в рассказе о защите Ленинграда уделено вопросам деблокирования.
Надо было выбрать район прорыва блокады. Больше всего, на наш взгляд, для этой цели подходил мгинский выступ, захваченный противником. Ширина его составляла всего 15—20 км. Местность здесь была лесная и болотистая с обширными участками торфяных разработок. Небольшие высоты возвышались над окружающей равниной и могли быть отлично приспособлены для прочной и эффективной обороны. Сюда-то и обращались наши взоры, как к наиболее благоприятному участку прорыва блокады.
Вскоре после моего прибытия в Ленинград Б. М. Шапошников сообщил, что Ставка предпринимает попытки деблокировать город ударами 54-й армии с востока. Он просил меня выделить войска для встречных действий. К сожалению, фронт не мог этого сделать, поскольку все, что было возможно, мы уже бросили на главное направление и снять оттуда какие-либо войска означало бы сдать город врагу. Поэтому было решено наступать навстречу 54-й армии всего одной дивизией и бригадой Невской оперативной группы.
Под Невской Дубровкой этим частям предстояло форсировать полноводную Неву, ширина которой составляла до 800 м, под сплошным огнем противника, а затем атаковать врага, действуя через болота и лес. Задача была чрезвычайно тяжелая, можно сказать, непосильная.
Условия деблокирования Ленинграда в сентябре 1941 года требовали, чтобы 54-я армия действовала более энергично и в полном взаимодействии с частями Ленинградского фронта. Однако нам не удалось решить вопросы совместных действий так, как этого требовала обстановка.
Далее Жуков приводит фрагменты переговоров с маршалом Куликом, который в то время командовал 54-ой армией, сдерживавшей наступление Вермахта к югу от Ладожского озера. Кулик обещает начать наступление 16-17 сентября. Жуков требует : «Немедленно !» Кулик отказывается, ссылаясь на то, что «не подтянута артиллерия, не проработано на месте взаимодействие и не все части вышли на исходное положение». В ответ Жуков начинает хамить и заканчивает свою тираду словами : «Понял, что рассчитывать на активный маневр с вашей стороны не могу. Буду решать задачу сам».
При этом без ответа остаётся вопрос : зачем надо было пороть горячку, если деблокировать город можно было лишь при условии «полного взаимодействия» 54-ой армии с «частями Ленинградского фронта», а Ленинградский фронт мог выставить «всего одну дивизию и бригаду Невской оперативной группы» ? Не лучше ль было немного обождать ? – чтобы и Кулик успел «подтянуть артиллерию и проработать на месте взаимодействие», и Ленинградский фронт смог перебросить побольше сил…
Жуков такими вопросами не задавался. Правда, как следует из дальнейшего повествования, «самостоятельное решение» задачи деблокирования свелось преимущественно к потоку адресованных Сталину жалоб на пассивность Кулика. В конце концов Жуков своего добился:
29 сентября Ставка подчинила 54-ю армию Ленинградскому фронту. Маршал Г. И. Кулик был освобожден от командования, и мне пришлось назначить командующим 54-й армией генерала М. С. Хозина, не освобождая его от обязанностей начальника штаба фронта.
Однако, смена командующего 54-ой армией на положении Ленинграда не отразилась совершенно – город так и остался в блокаде. Приказ о деблокировании остался невыполненным.
Как бы то ни было, захватить город немцы не смогли. Наступление было остановлено, фронт стабилизировался на линии Урицк–Пулково–Пушкин–Ям-Ижора. Жуков со злорадством сообщает :
Гитлер был в бешенстве. Главнокомандующий северной группой войск генерал-фельдмаршал фон Лееб был снят Гитлером с должности, но и это не помогло.
ОКОНЧАНИЕ
Бездоказательное утверждение.
если у вас есть какие-либо соображения на этот счёт, буду рад ознакомиться