1. Как нарастала враждебность
Для лучшего понимания происходящих событий предварим основное расследование тем, что ближе большинству читателей, – историей представлений об идущей войне с Западом в самой РФ, а затем – о развитии соответствующих представлений на современном Западе. Надо сказать, что русская общественно-политическая мысль включает большой спектр представлений, разделяемых самыми разными слоями, от элиты до бабушек у подъезда, и фиксируется в самых разных источниках – от академических текстов в научных изданиях до надписей на заборе. Для нас наиболее интересно восприятие отношений с Запада в массовом сознании политизированной, активной части населения, и среди них – вызревание нынешней мэйнстримной условно патриотической точки зрения, констатирующей нападки Запада на Россию как таковую, а не сваливающую все проблемы на одного только Путина, избавившись от которого, можно будет и преодолеть конфликт. По этой причине в данном разделе мы уделяем больше внимания отражению созревающих настроений в публицистике, чем в академических изданиях, тем более что публицистика в РФ 90-х и начала 2000-х была освобождена от рамок, ограничивавших академический полёт фантазии.
Ещё в начале 90-х негативный настрой к Западу в целом не ощущался даже в среде патриотической оппозиции, недовольство которой целиком обрушивалось на центральные власти страны. Публицистика тех лет была полна издевательств над низкопоклоннической позицией кремлёвской элиты, готовой исполнять все пожелания «Вашингтонского обкома», но сам Запад и даже США воспринимались скорее как соперник и недобросовестный конкурент, чем как смертельно опасный враг, виновный в бедствиях России. Ситуация начала меняться в результате кумулятивного эффекта – по мере накопления бедствий в ходе безуспешных подражательных реформ, предпринятых в попытке воспроизвести успех Запада и даже присоединиться к нему, и по мере накопления действий Запада, которые уже нельзя было списать на антикоммунистическую инерцию и которые были очевидно направлены против русских и союзных им славян. Активная поддержка Западом радикальных разрушителей-«младореформаторов», кровавого ельцинского переворота 1993 г., фарсовой фальсификации на выборах 1996 г. была усугублена жестокой расправой над союзной русским Югославией, начавшейся в 1991 г. и достигшей пика во время натовских бомбёжек 1999 г. Сказалась и смена власти в Вашингтоне: в отличие от осторожного Джорджа Буша-старшего, хотя бы внешне хранившего нейтралитет в процессе добивания Союза и Югославии, администрация Билла Клинтона напрямую поддержала режим Ельцина в борьбе с оппозицией и принимала тем самым на себя ответственность за сопутствующие ельцинские преступления, напрямую организовывала демонизацию сербов и т. д.
* * *
Весь этот процесс сначала отражался в оппозиционной патриотической публицистике, постепенно менявшей нейтрально-настороженное отношение к Западу на откровенно враждебное. Думается, что официоз РФ просто не мог настолько игнорировать антизападный поворот общества. Агрессия против Югославии 1999 г., усугублённая первым расширением НАТО на Восток, впервые за постсоветское время столкнулась с открыто негативным дискурсивным осуждением и грозными вскукареками уже не только патриотической оппозиции, но и официального Кремля. Особое недовольство последнего, как мы теперь понимаем задним числом, вызвала необходимость напрямую засветить свою роль «на подхвате» у западных авантюр, а именно, послать Черномырдина для окончательного выкручивания рук Милошевичу. В тот самый политический сезон взошла звезда фольк-генерала Ивашова, началась «Вторая Чеченская», а замена кремлёвского зиц-резидента спровоцировала последующий поворот радикальной оппозиции, хотя бы на словах отторгавшей ельцинский режим до полного неприятия, к более умеренной риторике и сотрудничеству с режимом путинским. Наилучшим образом это проявилось на примере газеты «Завтра».
Вообще же, сам факт замены зиц-резидента не на ещё более оголтелого «западника», а на как бы патриотического «Штирлица», была пусть пирровой, но всё же победой патриотического движения, потому что означал сдачу откровенными предателями, прорвавшимися к власти, важнейшего рубежа обороны – возможности предавать национальные интересы под диктовку Запада открыто и нагло, без маскирующей патриотической риторики. Непонятно, правда, насколько полученный результат был программным, то есть реализацией планов верховных кукловодов, а насколько адаптивным, то есть вынужденной корректировкой планов ввиду объективно сильного остаточного патриотизма 90-х, но поворот состоялся. Другое дело, что патриотическая мимикрия, которой научилась правящая группировка, позволила ей предавать национальные интересы ещё быстрее, чем в 90-е, однако тренд фейкового патриотизма стал ведущим и остаётся таковым по настоящее время.
* * *
В конце 90-х в РФ и других среднеразвитых странах стартовала примерно десятилетняя Интернет-революция, сделавшая всемирную сеть доступной не только в привилегированных организациях с рабочих компьютеров или через выделенные линии для состоятельных граждан, но также в обычных офисах и домах – сначала через dial-up, затем кабельный Интернет. (Следующая Интернет-революция – массовое проникновение мобильного Интернета – уже продукт текущего десятилетия.) Это довольно быстро изменило требования к информационной среде. Например, все уважающие себя газеты уже в 90-е годы завели сайты, но поначалу оставались, скорее, улицей с односторонним движением: что-то публиковали, исходя из внутренних редакционных принципов, а обратная связь достигалась только через письма читателей, доступные только редакции. Первая Интернет-революция добавила в эту сферу интерактивность. Возникли «гостевые книги», появилась возможность комментировать материалы изданий онлайн, а также задавать вопросы приглашённым гостям. Настоящим прорывом стало появление форумов, организованных вокруг какого-то издания или личности, затем форумы стали понемногу уступать индивидуализированным блогам и сообществам в соцсетях. Это привело к росту популярности тех лидеров общественного мнения, которые преодолевали оковы устаревших канонов изложения, оказывались ближе к аудитории, приводили более знакомые ей образы, вызывавшие эмоциональный отклик.
Сказалось это и на продвижении военного восприятия происходящих геополитических событий. Ближе к концу тысячелетия оно усилилось новым набором фольк-аналитиков, которые не были особо замечены в баталиях ранних 90-х и не тянули за собой шлейф советской замшелости, свойственный кадровым публицистам «Советской России» и «Правды». Конечно, с высоты сегодняшнего дня такие авторы, как Дугин, Гильбо, Переслегин, Крупнов, Паршев кажутся вздорными фантазёрами, но тогда они действительно привнесли в популярную аналитику свежую струю – новые мысли, другой язык, отказ от абсолютно ненужных конструкций советского мировосприятия, отягощавших понимание и мешавших продвигать здравые идеи. Например, происходило расширение понимания форм смертельного соперничества государств. Если ещё в начале 90-х оппозиционная публицистика пугала граждан тем, что собравшиеся вокруг границ РФ войска НАТО в один прекрасный день «примут решение», и РФ окажется беззащитной, то к концу 90-х публицистику заполонили термины типа «консциентальные войны», «информационно-психологические войны» и т. п., выводившие противостояние за рамки сугубо огневого воздействия. Даже публикация пресловутого «Плана Даллеса» – позорной фальшивки, на скорую руку состряпанной из фрагментов художественной книги, – сыграла и положительную роль тем, что расширила представления о возможных формах геополитической конкуренции.
В задачу настоящего исследования не входило выявление истинных первопроходцев проблематики информационной войны в русскоязычном пространстве. Наряду с перечисленных выше публицистами, с похожими мессиджами выступали и академические авторы, однако проверять приоритетность мы не стали, тем более что нас интересует развитие более или менее массового общественного сознания или хотя бы настроений «политического ядра/актива», а не узкого круга специалистов. А в этом вопросе публицистические издания бесспорно опережали академические.
* * *
Серия цветных революций, активно продвигаемых Западом и (как тогда казалось) слишком неуклюже парируемых властями РФ, всё более настойчивое продвижение НАТО на Восток и показательное добивание Югославии даже после выдачи в Гаагу Милошевича и сербских лидеров служили новыми основаниями для того, чтобы убедиться в ведомой Западом войне на добивание оставшейся России. Выступление Путина на Мюнхенской конференции 2007 г., противопоставившее РФ наступательной линии Запада, если и было дипломатической ошибкой с точки зрения интересов поддержания диалога, само по себе просто содержало констатацию продолжающегося эгоистического наката Запада. Подобное выступление рано или поздно всё равно бы случилось, потому что любой кремлёвский резидент, работающий под лидера «поднимающейся с колен» «России», был бы вынужден словесно озвучить опасения общества РФ в связи с агрессивным поведением Запада, так же как его предшественник словесно озвучивал претензии по поводу первого расширения НАТО. А совсем не изображать «вставание с колен» после упомянутой выше пирровой победы патриотической оппозиции было уже невозможно. Он и так молча проглотил приход НАТО в Прибалтику, и пора было сыграть патриота.
Соответственно, даже официальная риторика РФ и провластных СМИ становилась всё более настороженной, и в какой-то момент дальнейшее нарастание антизападничества на уровне государственной пропаганды явно приобрело уже не характер ответного подстраивания под антизападничество политического ядра российского общества, а стало программным и начало склонять к антизападничеству падкое на официальную пропаганду политическое болото, пресловутые «ширнармассы». Достаточно вспомнить одиозное леонтьевское издание «Однако» с одноимённой авторской телепрограммой, возвращение на росТВ киевского телеведущего Дмитрия Киселёва, антизападный крен в воспитании «нашистов» и т. п. В то же время, готовя ширнармассы к возможному охлаждению отношений с Западом, в риторике официальных лиц власти до самого конца проявляли готовность к перезагрузке и компромиссам, в частности, пошли на освобождение Ходорковского. Что бы ни вещали Киселёв и Леонтьев, лично Путин и его ближайшие соратники на словах демонстрировали готовность сопротивляться давлению Запада и инициированным им цветным революциям, но о сущности Запада как экзистенциального противника РФ речь не шла. В таких программных документах, как военная доктрина или концепция внешней политики, самым жёстким тезисом было нечто в духе «мы рассматриваем дальнейшее расширение НАТО как наиболее серьёзный вызов нашей безопасности» (т. е. угрозой считалось расширение, а не НАТО вообще). И только в 2016 г. военная доктрина РФ была скорректирована с формулировкой о самом НАТО как стратегическом противнике РФ.
Но что бы там ни говорилось в риторике официальных лиц, наряду с нею программным образом поощрялось антизападничество в подавляющем большинстве СМИ, и к 2014 году всем было ясно, что правительства стран НАТО настроены антироссийски и антирусски, как то поддерживают карательные операции Украины против русских и требуют от РФ свернуть любую деятельность за рубежом по поддержке соотечественников. Предавая в 2014 г. новороссийское восстание, даже хитроплановцы не говорили в оправдание, что Украина всё хорошо сделает с Донбассом или что Запад на нашей стороне. Они признавали, что и Украина, и Запад сейчас – русофобы, но убеждали, что благодаря серии прогибов РФ там придут к власти более конструктивные силы. Губительные планы сегодняшнего Запада в отношении РФ не отрицали даже радикальные хитроплановцы.
* * *
Военное восприятие происходящего затронуло и официальную военную науку РФ. Скорее всего, ведущую роль в этом сыграли события «Арабской весны», в ходе которой прямое вмешательство Запада и его ближневосточных сателлитов для дестабилизации чем-то неугодных стран (пусть не безупречно благополучных, но вполне жизнеспособных) приняло беспрецедентно наглый характер. И если откровенных бандитов, подготовленных и засланных зарубежными доброхотами, оказывалось недостаточно для переворотов без открытой зарубежной помощи, то Запад либо, как в случае Ливии, прямо содействовал этим бандитам бомбёжками с воздуха и засылкой спецназа, либо, как в случае Сирии, прибегая к помощи сателлитов, засылал и засылал новых бандитов, пока сирийский режим и сирийская армия не начинали попросту истощаться от бесконечной необходимости реагировать на новые выпады, а народ Сирии не начал уставать от неспособности режима защитить его. Как отмечает французский исследователь Оливье Кемпф в статье “L’indirection de la guerre ou le retour de la guerre limitée”, это явное переключение США с методов прямой интервенции на войну с помощью «прокси» – продукт обамовской политики минимизации прямого участия в зарубежных войнах после того, как США «обожглись» в Ираке (а вовсе не настоящего ухода с Ближнего Востока и прекращения вмешательства). Надо признать, что для подрыва ближневосточных стран эти приёмы оказались довольно успешны: ломать – не строить. Задействовав в роли прокси бросовое пушечное мясо с минимальным тратами на его индоктринацию, подготовку и снабжение, а также запустив маховик информационной и дипломатической войны с «кровавыми тиранами», Запад добивался таких военных результатов, для достижения которых ему самому понадобилось бы намного больше войск. Обама честно выполнял своё обещание не посылать американские войска на новые войны или минимизировать посылку, но это, конечно, не отменяло для него необходимости поддерживать гегемонию США какими-то другими методами.
Военные теоретики РФ восприняли происходящее всерьёз и стали указывать на трансформацию военного дела в новую эпоху. В частности, в февральском 2013 г. выступлении начальника Генштаба РФ Валерия Герасимова обобщался опыт предпринятых Западом агрессий за последние годы и указывалось, что использование информационно-психологического подавления противника позволяет использовать против атакуемых стран их собственных граждан, минимизируя использование вооружённых сил для интервенции. Соответственно, перед военной наукой и вооружёнными силами РФ ставилась задача быть готовыми к отпору новых форм нападения, опробованных Западом на Ближнем Востоке. А в 10-м номере журнала «Военная мысль» за 2013 г. вышла статья С.Г. Чекинова и С.А. Богданова «О характере и содержании войны нового поколения», в которой опыт западных интервенций последних лет – завершившихся и ещё идущих – обобщался в виде типичных стадий этого процесса. Например, указывалось, что на первом этапе Запад будет подрывать экономическую и политическую систему, потом провоцировать мятежи, вводить бесполётную зону, устраивать диверсии и т. д.
* * *
Надо сказать, что и Герасимов, и Чекинов с Богдановым в этих вопросах шли далеко позади русскоязычной публицистики, неплохо рассмотревшей теоретические основы «войн нового типа». В многочисленных текстах, говоривших об идущей против России войне, отечественные публицисты подробно разобрали и устанавливающие документы, отражающие американское видение идущих войн, и практику их реализации, и вообще проделали немалую интеллектуальную работу. Немало ссылались они и на труды белоэмигрантского военного теоретика Е.Э. Месснера, который боялся, что Советский Союз сможет победить в холодной войне, применяя информационное оружие и «мятежевойну», теорию которой он разработал вместе с теорией различных промежуточных состояний между войной и миром. В статье В. Неелова «“Забытая мятежевойна” Евгения Месснера как прецедент актуализации военной мысли русского зарубежья в дискуссии о войнах нового поколения», хотя и относящейся уже к концу 2014 г., дан неплохой обзор новых идей Месснера, взятых на вооружение Западом, ответ на которые нужно найти России.
Западные исследователи обычно отдают приоритет в развитии этого идейного направления в РФ А. Дугину и И. Панарину. Первый сосредоточился на теории сетевых войн, второй – на их информационной составляющей. Правда, в отличие от военных теоретиков из Минобороны, эти два автора не ограничились констатацией методов наступления Запада, а предложили перейти в тотальное контрнаступление с полным разгромом противника. Очень показательна, например, книга Дугина «Философия войны» 2004 г.; прояснить примерное содержание первой книги поможет оглавление и небольшой фрагмент 11-й главы:
Конкретика о способе победы, правда, уже в более оборонительном ключе, появляется в статье Дугина «Сетецентрические войны» (написана, вероятно, в промежутке 2005-2007 гг.). Говоря о разработанной в США теории сетевой войны, Дугин отмечает: «эта война ведется против России и направлена, как и всякая война, на её покорение, подчинение и порабощение, в каких бы терминах это ни преподносилось». В порядке противодействия Дугин предлагает следующее:
«Единственным теоретически стройным ответом со стороны России, если она, конечно, намерена сопротивляться и отстаивать свою суверенность, т.е. готова принять вызов сетецентричной войны и участвовать в ней, была бы разработка симметричной сетевой стратегии – с параллельным и стремительным апгрейдом отдельных сторон государства – управления, спецслужб, академической науки, технопарков и информационной сферы – в сторону ускоренной постмодернизации. Определенная часть российского государственности должна быть волюнтаристически и в авральном порядке очищена от сегментов американской сети, переведена в экстраординарный режим работы, наделена чрезвычайными полномочиями и брошена на создание адекватной сетевой структуры, способной хотя бы частично противодействовать американскому вызову.
…
Это невероятно трудная задача, но не решив её или даже не поставив её Россия в 2008 (если не раньше) обречена на поражение от оранжевых сетевых технологий, с которыми она по определению не справится. В согласии с сетевой стратегией здесь будут использованы совокупность таких разнородных факторов, действующих синергетически, что даже отследить их взаимосвязь и конечную цель ни одна инстанция управления будет не в состоянии.
Сетевую войну можно выиграть только сетевыми средствами, адаптировав к собственным условиям и целям эффективные и стремительно развивающиеся технологии».
Развивает эти же идеи совместный доклад с В. Коровиным и А. Бовдуновым «Сетевые войны» от 8 февраля 2014 г. Соответственно, В. Коровин издал в том же году книгу «Третья мировая сетевая война» с предисловиями М. Леонтьева и А. Проханова.
Итак, подчеркнём важнейший нюанс, который будет далее проходить красной нитью в милитаристских построениях подавляющего большинства российских и даже некоторых западных фольк-аналитиков и академических теоретиков. Заявляя об агрессии против своих стран военными методами нового типа (сетевыми, информационными и т. д.), они не помышляют ударить в ответ всей военной мощью, а предлагают симметричные меры и требуют довести их до максимального размаха, который-де вообще покончит с нависшей угрозой, разрушит ненавистный «Карфаген». С одной стороны, они раздувают разрушительные возможности «войн нового типа» до уровня, сравнимого с полномасштабным применением ядерного оружия (причём как в отношении своих стран, так и противника), с другой, предлагают этими же войнами нового типа и ограничиться, не переходя к войнам привычного типа. Это сразу же ставит под вопрос возможность хоть чьей-то победы в обозримом будущем на случай, если фольк-аналитики и академические теоретики переоценили разрушительные последствия этих войн. Уж не является ли в этом случае «война нового типа» симулякром, прикрывающем какой-то другой процесс, чем реализацию твёрдого намерения обеих сторон повергнуть ненавистный «Карфаген»?
В свою очередь, И. Панарин известен своей книгой 2006 г. «Информационная война и геополитика», основной призыв которой виден из аннотации:
* * *
А теперь представим себя на месте рядового обывателя, читателя какой-нибудь «Завтра» или «Русской народной линии», живущего в информационном пространстве, сформированном русской патриотической публицистикой! Уже к осени 2014 г. он не сможет не проникнуться уверенностью, что Запад планирует вот такой же, с небольшими вариациями, майдан в Москве со свержением Путина и последующим расчленением РФ. Он также убедится, что самые радикальные антизападные публицисты, вроде того же Дугина, с самого начала были правы, когда предупреждали о коварном Западе, подбирающемся всё ближе. Выводы из этой уверенности уже могут быть разные: «сплотиться вокруг» кремлёвского резидента, потому что коней на переправе не меняют, или, наоборот, быстрее поменять режим на более адекватный, потому что загнанных лошадей даже на переправе пристреливают.
Но вот проходит год, два, три и четыре, а «московского майдана» всё нет. Хуже того, несмотря на накопление удушающих санкций, нет и по-настоящему решающих ударов по РФ, которые могли бы разом обвалить её экономику и режим, оставаясь вполне терпимыми для Запада. Продолжается избирательное сотрудничество в отдельных областях. Пока что картина воюющего с «Россией» Запада не рушится – может, просто откладывают финальный удар для пущей надёжности. Но тут внезапно выясняется, что:
- Роль Кремля в победе «революции гидности» в начале 2014 г. была не менее ключевой, чем у Запада; причём это была именно роль по организации наиболее нелегитимной, кровавой и неприглядной составляющей спектакля;
- К проклинаемым революционным событиям странным образом причастны те самые публицисты, которые громче всех кричат о войне Запада против РФ – например, Дугин со своим соавтором по «сетецентрическому докладу» Коровиным общается с Корчинским, а «националист» Юрий Горский, отучившись в летнем лагере дугинских евразийцев под надзором Дугина и Коровина противодействовать милиции, тут же едет делиться опытом в лагеря укробоевиков.
Именно в этот момент картина всеобщего заговора Запада против РФ исходит трещинами. С одной стороны, понятно, что какую-то часть реальности эта картина всё равно отражает. Накат на РФ реален, продвижение Запада на Восток объективно, ущемление русского народа и русской культуры в Ближнем Зарубежье и преднамеренное выдавливание русской цивилизации с русских же земель имеет место. Так же как и планомерное удушение РФ с подрывом её государственности.
Но, во-первых, становится менее очевидно, что за субъект ведёт с «Россией» эту войну, раз в самых кровавых провокациях замешаны то Кремль, то связанные с Дугиным персонажи, и их было так много, что не может идти и речи о таком количестве западных шпионов, если под этим словом понимать напрямую завербованных американскими спецслужбами граждан РФ, осознавших факт вербовки и действующих по приказу из США, – речь об эндогенном для России продукте. Может быть, это не собственно государственные структуры Запада с отдельными шпионами внутри РФ, выполняющими указания западных хозяев, а транснациональная структура, которая глубоко пронизала госслужбы РФ, в которой российская ветвь делает одну часть работы, западные – другую?
Во-вторых, непонятно, как тогда относиться к предостережениям и советам того же Дугина, к его призывам оборонять Россию от нападок Запада именно методами «сетевой войны», к утверждениям о том, будто Запад спит и видит, как убрать Путина, если мы видим, что и Путин, и Дугин как-то замешаны в этой наступательной деятельности. Может быть, Дугин не только переводит стрелки с истинного виновника, но и подталкивает нас к какому-то безумию?
В-третьих, непонятна конечная цель «наката». Если организующая этот накат транснациональная структура настолько взяла под контроль госслужбы РФ, что те «самоубийственно» помогают в организации и кровавой победе Евромайдана, а затем – в скукоживании русской цивилизации, то зачем злодеям добивать РФ? Может быть, они так и хотят многие годы и десятилетия удерживать последнюю в немощном состоянии, но всё ещё работающей на цели, заданные центром?
Таким образом, получается, что с нами действительно ведут жестокую войну. В этой части патриотическая картина мира адекватна. Но где враг, куда бить? «Бить по Западу» и «сплотиться вокруг» – точно не решение. А дезориентирующая картинка для общества уже создана.
* * *
Очень похожая ситуация навязывания ложной картинки о взаимоотношениях с «Россией» (к настоящему моменту РФ там уже считают Россией) имеет место и на Западе. Ещё в начале 90-х даже открытых проявлений русофобии практически не было. Поворот к критике России и выставлению претензий начался после завершения вывода войск из Восточной Европы в 1994 г. («теперь можно») и начала чеченской войны. Потом были жаркие споры с угрозами во время первого расширения НАТО и бомбёжек Югославии (дальнейшие расширения НАТО, даже на Прибалтику, не вызвали возражений со стороны РФ) и новая критика РФ из-за Второй Чеченской войны, чуть смягчённая из-за привязки ичкерийских бандитов к волновавшей Запад проблеме терроризма. Москва осудила вторжение США и союзников в Ирак, делала вид, что мешает свержению Шеварднадзе в Тбилиси и Абашидзе в Аджарии, выражала недовольство по поводу первого «Майдана» 2004 г., наконец, послала своего резидента выступить с критикой американского диктата на Мюнхенскую конференцию в 2007 г. Потом последовала война с Грузией 2008 г. и нарастание споров о направлении интеграции Украины, крики о преследовании в РФ оппозиции, прилагаемые почему-то только к злоключениям «либерастического» лагеря – радикально прозападных деятелей. Вместе с активной деятельностью застрельщиков русофобии на Западе (польско-прибалтийскими, украинскими, американо-канадскими деятелями) все эти явления тоже складывались в кумулятивный эффект и меняли отношение Запада к «России».
Вместе с тем, до начала 2014 года восприятие отношений с Россией в коллективном западном сознании сильно отличалось от восприятия отношений с Западом в обществе РФ. На Западе утверждалось отношение к России как к достаточно чуждой (точнее, очень и очень иной) цивилизации, не способной по-настоящему победить коррупцию, допустить демократию и соблюдать права человека, да и вообще едва ли стремящуюся к фундаментальным западным ценностям. Признавалось, что у Запада и РФ сильнейшие разногласия по поводу Грузии, Молдавии и Украины, что приводило к достаточно жёстким формам соперничества за влияние на эти территории и требовало дальнейшего урегулирования, естественно, на условиях Запада. Но на официальном уровне никто, кроме бесконечно истерящих поляков с прибалтами и примкнувших к ним украинцев, не приписывал РФ планов, выходящих за рамки собственной территории и спорных зон. Никто не кричал, что Путин хочет завоевать весь мир. Запад мог видеть попытки РФ помешать его запланированной экспансии на бывшую российскую территорию, мог кусать локти, что его моральный авторитет не является наивысшим в Северной Евразии, но не воспринимал никакие действия России как смертельную угрозу самому себе, своему ядру, своей извечной территории. Правда, надо сказать, что, после радикального расширения ЕС на Восток в Европе постепенно укрепляется представление об «извечной» принадлежности ей той же Прибалтики, но это неизбежное следствие интеграции и большой идеологической работы по укоренению нового порядка. То есть, по мере того, как Прибалтика для Запада психологически становится частью ядра Запада, меняется и отношение к «российской угрозе» Прибалтике. Впрочем, тут имеет место достаточно медленный процесс, который служил только одним из факторов смены восприятия «российской угрозы».
В этом и состояла принципиальная разница с российским восприятием. В России задолго до 2014 г. созрело, окрепло и проникло в официальную пропаганду представление о том, что Запад не только принципиально иной, не только не друг, не только плохо себя ведёт по всему миру, но покушается на саму по себе Россию, исконные русские земли, на Русский мир и русское мироустройство. Иными словами, в нашем представлении речь шла о ведомой Западом войне на добивание более или менее мягкими способами оставшейся России, с полным подчинением расчленённых остатков. А Запад воспринимал «Россию» как больного, который, конечно же, может навредить самому себе, разбить окно и поранить окружающих санитаров, но точно не сбежит из сумасшедшего дома и не доберётся до самого Запада. Локальные кульбиты внешней политики РФ воспринимались как неприятный и морально неприемлемый, но всё же не слишком опасный выпендрёж, вроде съедения императором Бокассой какого-то из чернокожих же политических оппонентов или мифического расстрела Ким Чен Ыном чиновника из гранатомёта. И хотя русофобские силы, как минимум, два десятилетия закладывали почву для новой конфронтации, на Западе шло только накопление предпосылок для скачкообразного «перехода количества в качество». Это не то же самое, что инкрементальный, почти линейный поворот РФ к антизападничеству, плавно распространяющийся на общественно-политическую сферу в течение двадцати лет.
Всё это радикально обрушилось в 2014 году.
/Продолжение следует./
