Довелось посмотреть недавнее интервью доцента МГУ Алексея Фененко, приуроченное к выходу его новой книги. Вот за что люблю этого аналитика, так это за чёткость и однозначность аргументации. Там где большинство политологов будут смягчать акценты и увиливать от точных формулировок, у историка Фененко, не отличающегося особым пиететом к политологическим теориям, идёт прямолинейная позиция без увёрток и экивоков.

Сама беседа состоит из серии довольно разрозненных комментариев на тему истории и современного положения международных отношений, не поддающихся общему краткому описанию из-за слишком широкого тематического охвата, которые, безусловно, расширят кругозор и понимание у слушателей. По этой причине, пожалуй, нам стоит ограничиться отзывом только к первой части интервью, посвящённой своеобразному ретроспективному обзору международных отношений в плане сопоставления современных процессов с предыдущими историческими эпохами. Коснувшись смены различных международных порядков за последние 300 лет, ознаменованной глобальными (для соответствующих эпох) войнами, ухода старых гегемонов и появления новых, Фененко сформулировал следующий тезис: всё это время мы жили и продолжаем жить в Вестфальской системе, в которой ведущими акторами являются национальные государства, в конечном итоге подминающие на подконтрольной территории объединения, построенные по другому принципу. Смена порядков приводит к замене государств, контролирующих данную территорию, или государств-гегемонов (или одного гегемона), но не самого принципа.

Тем самым, автор представил чистейшую, дистиллированную позицию классического консервативного государственника. Не в смысле сторонника российской государственности (хотя и это тоже), а в смысле приверженца традиционного государствоцентричного мышления. Так, в ответ на весьма шаблонные вопросы девушки из фонда Горчакова о факторе глобализации и роли негосударственных акторов в международных отношениях (таких, как ТНК и СМИ), он безапелляционно изложил тоже, в общем-то, шаблонную позицию в духе «ничто не ново под луной, всё это в истории уже было». Если вкратце, то государства были, есть и будут основными субъектами международных отношений, потому что они задают нормативное поле для любых других акторов, они и только они представлены в ООН и принимают явное участие в принятии обязательных решений. А те же ТНК в итоге берут под козырёк и подчиняются интересам государств, в этих же интересах действуют и СМИ. В частности, в условиях украинского кризиса все негосударственные акторы испарились, и решать проблему пришлось с помощью «старой, доброй ОБСЕ». В самом конце беседы Фененко внезапно признаёт важную роль только одного негосударственного актора – Ватикана, который может соперничать по влиянию на католиков с их правительствами, но общего тезиса о том, что в итоге государства всё пересилят, это не отменяет.

Признаться, до недавних пор я сама была склонна разделять подобное мышление. Хотя и в домайданные времена меня несколько коробил свойственный этой позиции догматизм «этого не может быть, потому что не может быть никогда», «ничего нового не происходит, всё это в истории уже было, глобализации и т.п., но провалилось», «ТНК государствам не соперники». Очевидно, что нежелание выходить за рамки уютного мира государств – бильярдных шаров /  или чёрных ящиков объяснялось банальной аналитической ленью: уж слишком трудно оперировать гораздо менее чётко заданными и территориально очерченными единицами с плохо сформулированными или вообще не сформулированными публично мотивами. Рассуждать в категориях государств банально проще, и ради этой простоты можно пожертвовать аналитической ценностью других измерений мировой политики. Сделаем вид, что их не существует или что они совершенно несущественны, и будем спокойно продолжать рассуждать о государствах, которых мы хотя бы можем себе представить в виде закрашенных одним цветом фигурок на карте. (К слову сказать, западная наука тоже только-только начинает подступаться к этим вопросам и делать примерные намётки аналитического инструментария для изучения роли негосударственных субъектов в международных процессах. Но там хотя бы подступаются, у нас же пока даже думать об этом не хотят!)

Однако с открытием феномена ПЧА и дальнейшим углублением в его исторические корни привычная государствоцентричная картина сначала дала основательную трещину, а затем и вовсе сломалась. Как можно вести речь о примате государств в мире, где службистско-криминальные сети успешно программируют и воплощают в жизнь поистине тектонические сдвиги, создают и разрушают государства, меняют режимы, управляют межгосударственной конфронтацией и внутренней поляризацией, разыгрывают грандиозные спектакли с миллионными жертвами, провоцируют столкновения, выставляют на посмешище государственных лидеров, оказывающихся полными марионетками? Мировая политическая наука до сих пор сокрушается, что она не смогла предсказать окончания холодной войны и демонтажа СССР. А как можно было, находясь в государствоцентричной парадигме, где государства по определению не должны действовать себе во вред, потому что действуют структурные факторы, системные императивы и банальный инстинкт выживания, предугадать саморазрушение как бы одной из сверхдержав? Это сбой программы, невозможный в рамках заданных условий игры ход, то, чего не может быть. Но оно есть! И с этим приходится считаться.

И разбирая аргументы Фененко, впору задать в ответ ряд встречных вопросов.

Во-первых, кто сказал, что негосударственные акторы или, вернее сказать, акторы, отличные от государств, должны вести себя так, как и государства? Где написано, что ТНК обязаны публично возражать против санкций, как это делают представители государств в Совбезе ООН, чтобы объяснить своё предстоящее голосование? Они просто идут и непублично договариваются о том, как эти санкции обойти и сохранить доступ к рынку. Так же, как российские банки и компании не кричали на весь мир, что они не признают присоединение Крыма, а просто не зашли на полуостров. Но от того, что они об этом не заявили, эффект от самого факта незахода не меняется.

Во-вторых, кто сказал, что для получения субъектности и влияния на процессы НГО должны непременно обзавестись флагом, гимном и членством в ООН? (Именно такой аргумент приводит Фененко, доказывая слабое влияние НГО: по сути, он повторяет приписываемое Сталину наивное высказывание «Ватикан? А сколько у него дивизий?».) К слову сказать, ООН сама по себе – это уже скорее конгломерат различных НГО под зонтиком как бы глобальной структуры коллективной безопасности, нежели сама эта структура как таковая. И от того, что тот же Красный Крест не голосует в Совбезе, его влияние не является априори меньшим, нежели влияние какого-нибудь Бенина, чей представитель так представительно может поднимать руку во время этого голосования.

Ну а про укрокризис просто смешно говорить. Процесс, с самого начала направлявшийся единой негосударственной, а точнее, надгосударственной структурой ПЧА (включая его ветвь БЧА), где основными действующими лицами выступили негосударственные игроки, а официальные государственные институты просто отбросили за ненадобностью, а потом после основного действа присвоили и распоряжаются как жупелом, стал просто кричащей демонстрацией недееспособности государствоцентричного подхода. И кстати, российская политическая наука в этом кризисе показала себя не лучше, нежели мировая наука в случае с окончанием холодной войны. А ведь тут и кроется ответ на недоумение: кто же в здравом уме будет разрушать собственное государство? Тот, кто встроен в более жёсткую надгосударственную структуру!

Что же касается ОБСЕ, т.е. межгосударственного (и регулируемого правительствами) органа, плотно занявшегося войной на Донбассе, то она в этом конфликте стала не единственной площадкой для урегулирования, а единственной ширмой, которой западная сторона согласилась прикрыть свои контакты с Москвой. Про истинную роль ОБСЕ лучше спросить у Хайди Тальявини. Кстати, кто-то ещё помнит, как зовут её преемника в Контактной группе? Нет? То-то и оно!

Когда кто-то берётся судить о политическом влиянии тех или иных акторов, исходя из степени их публичности, это грубейшая ошибка. Отличие негосударственных игроков от государств заключается, прежде всего, в том, что первые не обязаны выступать в публичном пространстве, делать заявления, объяснять свои мотивы и интересы, легитимизировать их в глазах внутренней или международной общественности. В принципе, и государства не обязаны этого делать. В конце концов, об истинных мотивах поведения государств мы тоже судим по совокупности их действий, а не только официальных заявлений. Но без материализации в публичном пространстве государство существовать не может, причём такая материализация должна осуществляться на основе как бы обязательных для территориального государства целей – сохранения и обеспечения благополучия своей территории и проживающего на ней населения. К этим целям государствам, как минимум, приходится привязывать свой дискурс. НГО к территории не привязаны, и в этом их главное преимущество. Они могут оперировать в публичном пространстве совершенно другими категориями. А могут и не оперировать вовсе.

Ещё одна важная концептуальная ошибка государствоцентристов – рассмотрение всех НГО в дискретных, сугубо функциональных рамках. ТНК – это про торговлю, СМИ – про пропаганду, церкви – про религию, а все вместе они – этакий пёстрый винегрет отдельных единиц, только уже не в левиафановских, а в упорядоченных государством правовых джунглях. Но ведь любому, даже самому неискушённому обывателю на постсоветском пространстве очевидно, что негосударственные акторы различного рода вполне могут выстраиваться в конгломераты или работать в единой связке под управлением общего руководства. Благо, о «финансово-промышленных группах» уже наслышаны все. Более того, эти группы вполне себе могут контролировать и отдельные государственные органы, заставляя их работать на интересы своих патронов, а не на абстракное общественное благо и процветание какой-то территории. Примеров подобного контроля на нашем веку уже было немало, практически любой работник госструктур может рассказать, как это происходит. А уж о том, как постсоветские олигархи контролируют СМИ, и говорить нечего. И это только то, что на поверхности, у всех на виду, о менее видимых связях я даже не упоминаю. Но даже в этом свете джунгли становятся уже более структурированными, а винегрет складывается в нанизанные на одну шпажку канапе.

Из этого вытекает следующая, ещё более важная методологическая ошибка – попытка приписывать субъектность негосударственным акторам как организационно самостоятельным единицам, а не лицам и группам лиц, их контролирующим. Это опять-таки следствие укоренившихся государствоцентричных установок, по которым правящие группы могут меняться, но государство в организационном и территориальном плане остаётся неизменным, поэтому в фокусе внимания должны быть интересы государств, а не правящих групп. Но во внегосударственном мире всё с точностью до наоборот: вывески и организации (а, значит, их декларируемые цели) могут меняться как угодно, а вот лица и кланы остаются. Да, нам пока ещё трудно представить себе фиктивное государство-прикрытие. Но о фиктивных фирмах-прикрытиях многие из нас читали (классический пример – фирма «Рога и копыта», основатели которой не знали, что делать с мешком реальных рогов, принесённых каким-то простофилей), а некоторые даже сталкивались лично. Остаётся сделать ещё один мыслительный шаг и представить, что ряд государств, как минимум, превратился в фирмы-прикрытия, реальная цель существования которых с точки зрения контролирующих их субъектов не имеет ничего общего с официально заявленными целями. А некоторые молодые государства, возникшие за последние тридцать лет, даже не выродились в государства-прикрытия, а были ими с самого основания.

И вообще, если уж разделять мир государств и мир НГО, то в аналитическом плане надо двигаться не от первого к второму, а от второго к первому, т.е. не пытаться проецировать государственные условности на внегосударственную плоскость, а попробовать спроецировать правила внегосударственной плоскости на государства, представив их такими же орудиями в руках конкретных лиц и кланов, как ТНК, СМИ или религиозные организации. «Приватизация государств» – это не страшилка из антиутопий, это реальность здесь и сейчас. Реальность, которую только предстоит осознать и принять.

Я этим не призываю отмести традиционную государствоцентричную политологию как таковую. В сущности, пока транснациональная криминально-службистская мафия не оформила свою власть де-юре и не заставила массы смириться со своим открытым, а не тайным, диктатом, мы можем только констатировать её власть по факту, стремясь сделать этот факт очевидным для как можно большего круга людей. До тех пор, пока службистская мафия будет прикрываться ширмами национальных государств и межгосударственных объединений, отбросить «государственнический» пласт мы не сможем. Если кукловодам нужно, чтобы их марионетки выходили на сцену как представители государств, значит, государствоцентричная система им ещё необходима, хотя бы для легитимации своей власти. Для нас же главное – понимать, что перед нами ширмы и марионетки, а не всамделишные субъекты.

Поэтому я призываю расширить аналитический и методологический ареал классической политологии, признав, что априорное жёсткое разделение на государственную и негосударственную сферы уже не может считаться незыблемой аксиомой  и что государства – такие же социальные институты, как фирмы, церкви или фонды, и могут так же использоваться как инструменты политики отдельных групп. И тогда многие нерешаемые в рамках государствоцентричной парадигмы вопросы обретут как минимум канву для будущего разрешения.