Как и многие темы, касающиеся коммунистов, повседневная жизнь сотрудников советских спецслужб довольно длительное время для историков была табуирована. Культ секретности скрывал не только детали, но даже общие темы, которые хоть как-то касались силовиков. Впрочем, под грифом «секретно» была не только жизнь, но и смерть тех, кто был связан с ОГПУ-НКВД. И уж тем более если смерть эта произошла не по естественным причинам. Тема самоубийств в силовом блоке раннего советского государства стала актуальной лишь в начале 1990-х годов. А ведь широкое распространение суицидальных случаев позволяет говорить о них как о характерном и отчасти массовом явлении в повседневной жизни спецслужб.
Пик их пришелся на 1925 год, когда в СССР зафиксировали едва ли не массовые случаи суицида. В самом разгаре был НЭП, когда вдруг по партии прокатилась настоящая волна сведе́ний счетов с жизнью. Это сейчас мы понимаем, что людям как минимум была нужна квалифицированная психологическая помощь, однако в то время никто об этом и не думал. Очевидный тезис о том, что нельзя давить психологически на людей, и так находящихся в состоянии депрессии и почти хронической усталости, коммунисты, естественно, не замечали. Вместо этого… их все глубже загоняли в предсуицидальное состояние. Ну а впоследствии каждый (каждый!) случай самоубийства вызывал яростное осуждение — старшие товарищи относились к самоубийце как к предателю дела революции.
Вы удивитесь, но исследование феномена самоубийств имело традицию в Дореволюционной России. Этой проблемой в практическом отношении занимались не только, скажем, психиатры, но и специалисты в других областях медицинской науки, а также педагоги. Суициды изучали всесторонне, а каждый случай описывался и сохранялся в архивах. В 1920-е годы преемником русской статистической школы стало нагромождение букв, звучащее как ЦСУ ВСНХ, где с 1922 года началась регистрация самоубийств по особым статистическим листам. В этот листок были включены следующие показатели: фамилия, имя, отчество, пол, возраст, национальность, родной язык, вероисповедание, образование, постоянное место жительства, семейное положение, имел ли человек детей и сколько, постоянная профессия, занятие до Октябрьской революции, занятие или ремесло на момент совершения самоубийства, способ совершения самоубийства, место, где совершено самоубийство, время его совершения, причины, не было ли ранее попыток совершения самоубийства. Позднее, в 1926 году, графа «вероисповедание» была заменена графой «партийность». Эти самые листки к указанному периоду наверняка тратились пачками, ибо начальник статистического отдела ЦК ВКП(б) Е. Смиттен в своей справке «О числе самоубийств среди коммунистов» (1925 год) поясняет, что «в числе 616 умерших в первом квартале текущего года коммунистов оказался 81 (13%) самоубийца». Документ дает нам понять, что каждый восьмой из умерших в 1925 году коммунистов самостоятельно свёл счеты с жизнью. Этот уровень даже современные эксперты признают аномально высоким. И конечно при исследовании вопроса нужно обязательно учитывать тот факт, что никто не обладает полными данными по случаям самоубийств: какие-то ведомства сознательно не вели статистику, какие-то специально занижали численность суицидников. Так что общие данные можно смело считать заниженными.
Казалось бы, современная социология с легкостью объясняет статистические всплески самоубийств естественной реакцией общества на психологическую и физическую нагрузку, вызванную, в частности, войной. Известны «вьетнамский», «афганский» и другие синдромы, которые проявляются в обществе не сразу, а через несколько лет. Однако в данном случае речь идет и о других деструктивных причинах и факторах, заставивших людей кончать с собой. Изучавшие проблему в 1920-е годы ученые пытались ответить на сложные вопросы: почему растет число самоубийств в партии и комсомоле, что является причиной и что следует предпринять, чтобы приостановить волну суицидов. Исследования вылились, например, в своеобразную таблицу мотивов самоубийств. И хотя в половине или более случаев причина остается невыясненной, в целом для коммунистов, которые так или иначе относились к спецслужбам, чаще характерны самоубийства из-за нервного расстройства и переутомления, небольшой заработной платы, на романтической почве, а также в результате болезней и пьянства.
Даже в мирное время чекисты работали в условиях жуткого стресса, что приводило к физическим и психологическим перегрузкам. Большевики не щадили ни своих, ни чужих: многие из сотрудников ОГПУ вспоминали, что зачастую находились на работе по несколько суток. Так, некий Я. Колмаков, проходивший службу в ГПУ на транспорте, вспоминал: «Мне приходилось путешествовать все время в поездах. Домой я появлялся только для того, чтобы один раз в неделю хорошо выспаться, сходить в баню и сменить белье». Такой распорядок интуитивно понятен, ведь нужно было расправиться с как можно большим количеством врагов советского государства. Все кадры шли в расход по максимуму.
В советских исследования прочно утвердилось мнение: чтобы выдержать такие жесткие нагрузки по службе, требовалась невероятно высокая идейная убежденность людей в правоте совершаемой ими работы, а значит и в правоте политики коммунистической партии. Мартын Лацис выделил свои принципы отбора идеальных палачей. Вот его цитата по этому поводу:
Членами Чрезвычайных комиссий должны быть коммунисты — вот первое условие успешности работы в наших условиях. Вторым условием успешности работы являются личные качества сотрудников. Чтобы распоряжаться чужой жизнью, надо самому быть выше всяких подозрений как в смысле политическом, так и по личным качествам. Работа Чрезвычайных комиссий требует людей с выдержанным характером, непреклонной волей, объективным взглядом, установившимися политическими убеждениями и хорошей личной репутацией.
А вот такие у него были соображения насчет правосудия:
Мы не ведём войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который мы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора.
На протяжении 1920-х годов такая корпоративная культура и профессиональное сознание помогали преодолевать бытовые трудности. Так, П. Федосеева, служившая в Калачинске, вспоминала, что ее коллеги по двое суток не уходили с рабочего места:
Работали под лозунгом «Пока чекист на ногах, он остается чекистом», то есть никто не ныл, не жаловался на сложившиеся обстоятельства, материально тяжелые, не уходил с работы до тех пор, пока не выполнит задание.
Исследователь Тяжельникова, анализирующая причины самоубийств в советском обществе, отмечает:
Коммунист, прошедший войны и революции, бесстрашно строчивший из пулемета, не мог понять новой советской действительности с буржуазией, ресторанами и танцами. Но изменить ее он тоже не мог — борьба закончилась, стрелять в буржуев никто не приказывал. Оставалось стрелять в себя, как генералу, проигравшему сражение, потерявшему армию и бессильному что-либо изменить.
Приобретите подписку, чтобы продолжить чтение
Месяц неограниченного доступа ко всем статьям на «Спутнике», включая наши великолепные премиум-материалы всего за 300 рублей! Премиум-подписчикам нужно щелкнуть по Already purchased? и ввести свой пароль.Если у вас возникли вопросы по подписке или вы хотите ПОДПИСАТЬСЯ БЕЗ КРЕДИТНОЙ КАРТЫ, то отправьте нам письмо на support@sputnikipogrom.com
