Previous
Позиции и аргументы обеих спорящих сторон, стоящих на противоположных, по сути антагонистических, позициях, столь детально и подробно изложены их сторонниками, что повторять здесь их нет никакого смысла.
Спор идет, естественно, не по вопросу спасения жизни Бабченко, по которому у обеих спорящих сторон нет разногласий друг с другом.
И спор, кстати, иррелевантен тому, действительно ли планировалось настоящее покушение на Аркадия, или же СБУ провело двойную инсценировку – инсценировку убийства, которое Кремлем даже не планировалось.
Спор идет о приемлемости осуществления современным (цивилизованным) государством обмана противника (и одновременно – и всего мира) в целях (допустим) получения оперативно важной информации.
В этом споре одни считают (определеннее всего эту позицию изложил в разговоре на «Свободе» советник МВД Украины Антон Геращенко), что «цель оправдывает средства». И, следовательно, для достижения результата (то есть, еще раз: не для спасения жизни журналиста, а для заявленного СБУ «разматывания всей цепочки» и установления заказчиков этого и возможных других преступлений) не только можно, но и нужно проводить спецоперации, вводящие в заблуждение не только своего врага, но и весь мир.
Другие же возражают (одним из первых эту позицию изложил Игорь Яковенко), что за инсценировку (еще раз: не за спасение человека от убийства, а за обещанное спецслужбой «разматывание всей цепочки») была заплачена слишком высокая моральная цена («взорвана этическая водородная бомба»), которая еще не раз тяжело аукнется в нашей непростой жизни.
Промежуточная позиция была занята некоторыми авторами – обманывать, конечно, нельзя, но, если СБУ в конце концов сможет предоставить убедительные факты (документы, материалы, доказательства) о планировавшихся и планируемых покушениях (если ей «удастся размотать цепочку»), то тогда – пожалуй, можно.
Кто прав?
На этот вопрос, увы, нет однозначного ответа.
Потому что каждая из этих двух оппонирующих друг другу точек зрения базируется на фундаментально различающихся этических позициях, на двух разных, не совместимых друг с другом, моралях.
Это столкновение двух моралей – морали мира с моралью войны.
Позиция И.Яковенко и миллионов сторонников его подхода – это позиция внимательного и заинтересованного наблюдателя за схваткой, принципиального, жестко придерживающегося этических правил современного цивилизованного либерального общества. Это мораль – пусть плохого – но мира.
Позиция А.Геращенко, А.Бабченко, СБУ и миллионов сторонников их подхода – это позиция непосредственных участников схватки, прямо сейчас воюющих бойцов, солдат в данный момент ведущейся войны. Причем войны, становящейся все более тотальной, – войной, в которой постепенно отменяются ранее действовавшие правила и снимаются моральные ограничения: обман врага и всего мира – это не обман, а военная хитрость; если не успел выстрелить первым, то рискуешь получить пулю сам. Это мораль тотальной войны.
С точки зрения морали войны какие этические упреки, например, западный мир может предъявить властям Украины, если 10 тысяч ее граждан полегли в результате преступного и аморального вторжения на ее территорию? И что этот «мирный и моральный» западный мир сделал для того, чтобы остановить настоящую войну и прекратить массовые убийства?
Требование к одной («более цивилизованной») стороне военного конфликта придерживаться более жестких моральных ограничений, чем другая («менее цивилизованная»), не иллюстрируется историческими фактами. Военные преступления совершают все стороны конфликтов, но о военных преступлениях проигравших становится известно намного больше, чем о военных преступлениях победителей, и наказывают за них преимущественно проигравших. Вермахт сжигал белорусские деревни и французские городки, англичане и американцы «выбамбывали Германию», а Советская Армия проводила геноцид немцев в Восточной Пруссии, Померании, Силезии.
Российским моральным критикам классического иезуитского кредо «Цель оправдывает средства» стоит помнить, что наиболее точный перевод этого правила на русский язык звучит так:
«А значит нам нужна одна победа.
Одна на всех. Мы за ценой не постоим».
«Не постоим за ценой» – имелась в виду готовность заплатить за победу над врагом любую цену, измеряемую прежде всего человеческими жизнями – и чужими, и своими. Что уж там говорить о нарушениях этики...
Те, кто отказывает украинцам (СБУ, Бабченко и т.д.) в праве использовать любые средства для достижения их победы над их врагом, для начала должны попробовать (ментально) отказать в этом праве своим соотечественникам, вооружившихся именно такой моралью не через четыре года после начала войны, а через год:
Так убей же немца, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Это мораль тотальной войны.
Это чудовищная мораль.
Но эта чудовищная мораль неизбежно захватывает души миллионов – вместе с войной, уносящей жизни тысяч родных и близких.
Причем у более слабого противника мораль тотальной войны распространяется быстрее, чем у более сильного – как компенсация его военной слабости.
Сегодняшнее отношение украинцев к России приближается к отношению русских к Германии летом 1942-го года.
Никому не пожелаешь такого выбора, перед каким оказался Аркадий Бабченко. И какой он сделал.
Но, возможно, только выбор Бабченко донес до какой-то части российского общества чудовищную правду о войне в Украине, об изменении морального состояния украинского общества, о массовом распространении и на него и на часть российского общества морали тотальной войны.
До того – сытый голодного не разумел, общество в состоянии мира не понимало и во многом еще по-прежнему не понимает общество, находящееся в состоянии войны.
В аналогичной ситуации перед таким же или подобным выбором в 1940-х годах оказались десятки миллионов людей. В нашей части мира для них это был моральный и личный выбор не между западными демократиями и тоталитаризмом, а между диктатурой Гитлера и диктатурой Сталина. И тогда далеко не всем и не всегда было легко определить, кто из них хуже.
Моральный выбор Бабченко – чью сторону он выбрал в ведущейся многолетней войне – оказался не объявлением о «смерти Бабченко как журналиста», как поспешили заявить некоторые граждане, предпочитающие закрывать глаза на то, что делает Кремль в соседней стране. Он оказался оглушительным предупреждением российскому обществу о том, что подобный моральный выбор вскоре, возможно, придется делать миллионам его сограждан. Какие об этом сейчас даже и не помышляют.
В краткосрочной перспективе у морали мира нет преимущества перед моралью войны.
На войне вообще – побеждает прежде всего не мораль, что бы по этому поводу ни говорили философы и ни писали писатели. На войне побеждает прежде всего военная сила.
Но в долгосрочной перспективе, как показывет история человеческой цивилизации, побеждает именно мораль мира – «средства достижения цели важнее самой цели».
И потому выбор морали войны, каким бы неизбежным он ни казался и на самом деле ни был, может оказаться успешным лишь в краткосрочной перспективе, но проигрышным в долгосрочной.
Да, и еще раз подчеркну: это не этическая оценка «моральности» сделанного выбора.
Повторюсь, такая этическая оценка в принципе невозможна, поскольку у обоих подходов нет общего знаменателя.
Это лишь оценка сделанного выбора с точки зрения его эффективности.
Tags: Путинская война против Украины, война, люди, мораль, этика
