Глава 5
1. Антон
Сразу за проходной бывшего ЗИЛа начиналось царство вековечной пыли, но столица его находилась в отдалённом ангаре, заставленном распространёнными в тридцатых станками «Догнать и Перегнать». Офис Московского Многопрофильного Майнунга (МММ) – так называлась набиравшая сотрудников фирма – располагался в каморке в дальнем углу ангара, отделённой гипсокартонной перегородкой. Троица компаньонов – нагловатого вида сорокалетний проныра, «конкретный» бандит лет пятидесяти с широкой ряхой и забитый интеллигент власовской эпохи лет шестидесяти с обтянутой резинкой косичкой – устроили Антону перекрёстный допрос о прошлых занятиях.
– Работа у нас особо ответственная, – излучал серьёзную озабоченность первый компаньон, Андрофаг Некропольский. – У нас строительная компания в области энергетики с двадцатилетней историей! Мы должны быть уверены, что Вы справитесь. Нужна высокая квалификация и не менее высокая работоспособность.
Заметно подупав духом после собеседования, Антон успел вернуться в общежитие и собрался снова искать строительные шабашки, когда получил СМС: «Вы всё ещё заинтересованы в работе на МММ? Предлагаем Вам прийти к 12:00 в офис компании с необходимым пакетом документов».
– Быстро же они принимают решение! – думал вслух Антон, выбегая обратно. – Неужели совсем никого не нашли?
Оказалось, что МММ выиграла тендер на расчистку просек от выросших деревьев, падение которых обрывало провода минувшей зимой. В прошлом году у фирмы был опыт расчистки кустарниковой растительности около трансформаторных будок, до этого она была чисто консалтинговой компанией (отсюда и слово “Meinung” в названии), существовавшей за счёт выгодных подрядов от органов власти. Соответственно, умения организовать валку леса не было никакого.
Впрочем, с кустарником и консалтингом было лишь немногим лучше. Из разговора начальства между собой Антон быстро понял, что прошлогодним заказом на расчистку кустарника компания обязана заместителю начальника в государственной энергосети, другу семьи Некропольского. Он же выбил и новый тендер на расчистку просек. Естественно, другу семьи полагался немалый откат. Сам Некропольский не стал основывать свою компанию ради выполнения подрядов, а присоединился к МММ, чтобы ссылаться на многолетний опыт участия фирмы в государственных закупках. В свою очередь, госзаказы на консультационные услуги все предыдущие годы поступали только благодаря тому, что у Деметриса Сусликова – старшего из компаньонов и основателя компании – другом семьи был заместитель гауляйтера Московской агломерации.
Выгода замгауляйтера состояла не только в откате. Ещё на заре компьютерной эры Сусликов научился создавать таблицы в Excel, затем быстро освоил Power Point, научился рисовать графики и всё это умело выдавал за аналитический продукт, которым знакомый чиновник демонстрировал интеллектуальную оснащённость своей работы во власти. Других талантов за Деметрисом, судя по его не относящимся к теме ностальгическим воспоминаниям и причитаниям о невостребованности аналитики, просто не водилось. Поэтому после смены замгауляйтера ему и пришлось искать компаньонов для изменения профиля МММ.
Впечатление более адекватного дельца производил пятидесятилетний средний компаньон – Андрофаг Проходимец, пусть не слишком внимательный и не желавший вникать в детали, но хотя бы не отвлекавшийся на посторонние вопросы и возвращавший затянувшееся обсуждение в рамки основной темы.
Перед Антоном стояла задача выяснить в межрайонных энергетических компаниях, что же требуется от МММ, а затем – собрать бригады по расчистке просек и организовать их работу и/или грамотно раскидать объём по субподрядчикам. Видимо, сроки исполнения сильно срывались, раз поехать в Южную межрайонную энергокомпанию ему предложили в тот же день, а на работу его взяли, потому что больше никого не нашли.
Офис ЮМЭКа находился сразу за Подольском. Тамошняя троица начальников была даже строже, чем в МММ:
– Вы должны были начать работы Первого мая, а вы только сегодня, девятого июня, приезжаете спрашивать, в чём состоит задача! Как вы рассчитываете управиться до конца сезона? – возмущённо спрашивал самый младший из них, шестидесятипятилетний начальник ЮМЭКа.
– Меня взяли в компанию только сегодня, и я постараюсь работать в максимально возможном темпе, – отвечал Антон.
– А кто тогда набирал сертифицированных вальщиков и закупал технику, почему вы пришли без предшественника? – вступил в разговор заместитель начальника лет семидесяти, похожий на Троцкого старичок с козлиной бородкой.
– Бригады мы соберём в ближайшие дни, вопрос о закупке техники решается, – Антон сохранял лояльность к только что нанявшей его фирме и ушёл от прямого признания, что у МММ есть только офис, но нет ни рабочих, ни техники, ни опыта валки леса.
– Так походу вы из какой-то шарашкиной конторы? – открыл для себя главный инженер, благодушный толстячок лет семидесяти пяти.
– Походу да, – признал Антон.
Троица начальников понимающе переглянулась.
– Ну что ж, бывало и хуже, заметил начальник. Значит, ваша задача следующая…
По мере того, как Антону рассказывали о строгих правилах расчистки леса вблизи линий электропередач, он мысленно раскидывал их в таблицу. В первой колонке были правила, которые действительно придётся выполнять; во второй – правила, выполнение которых придётся изображать; в третьей – правила, о выполнении которых придётся «забыть». Когда он поздно вечером вернулся в офис МММ и изложил своё понимание тамошнему начальству, его схему одобрили практически без изменений. Сложнее всего было выполнить требования для демонстрации приёмщикам выполнения работ согласно контракту. Стволы крупных деревьев, очищенные от веток и листвы (их называли хлыстами) решили складировать в соответствии с правилами, на опушках леса, измельчённые ветки и листву (процесс измельчения назывался мульчированием) – на месте вырубки. Собственно организацию работ контролировали менее жёстко. К работе можно было привлекать только вальщиков, сертифицированных для работы вблизи электрических линий. Чтобы обойти это требование, решили закупить готовые бланки сертификатов и вносить туда нужные фамилии, предъявляя межрайонным энергокомпаниям трудовые договоры с фотокопиями «сертификатов». Никто не питал иллюзий о возможности обмануть энергокомпании, но все понимали, что там сознательно закроют глаза. Наконец, требование о запрете привлекать субподрядчиков без письменного согласования генерального заказчика было решено просто игнорировать ввиду невозможности контроля.
2. Анна
Кафедра политологии Международного университета партнёрских отношений (МУПО) располагалась в удачном месте – неподалёку от крупного продуктового рынка, благодаря чему заседания кафедры проходили исключительно продуктивно, а заседания учёного совета по защите диссертаций – ещё продуктивней. Поэтому Аня решила представить междисциплинарный проект по борьбе с борщевиком заведующему кафедры Вадиму Алексеевичу Подножке в наиболее подходящее для научной работы время – между обеденным перерывом и заседанием кафедры.
С её стороны это был тактический манёвр, потому что она прекрасно знала, что сам Вадим Алексеевич никаких решений не принимает, пока не обсудит их с Верой Владимировной – дамой крайне авторитетной во всём университете. Несмотря на то, что формально она вот уже 30 лет находилась на должности кафедрального лаборанта, поздравлять её с юбилеем приезжал лично ректор. Хотя редко какой завкаф удостаивался такого внимания.
Обеденный перерыв Веры Владимировны обычно длился два часа, за которые она должна была успеть поговорить со всем местным руководством персонально, поэтому имелась вероятность, что если подольше затянуть разговор, Вадим Алексеевич не успеет обсудить проект со своей «статс-дамой». Ну а в том, что Вера Владимировна его завернёт, сомневаться не приходилось. Она в принципе не одобряла никакие идеи, исходящие от кого-либо, кроме неё самой, а уж тем более от молодых аспирантов. А с Вадимом Алексеевичем провернуть некоторые затеи всё же удавалось. Особенно когда он был в благодушном послеобеденном расположении духа. Но здесь требовался особый подход. С ходу брать быка за рога было нельзя.
– Вадим Алексеевич, у меня для Вас хорошие новости! – с порога выпалила Аня. – Нашу с Вами статью приняли в Вестник Рейхсканцелярии!
«Нашу с Вами» не совсем отвечало действительности. Подножка давно уже никаких статей не писал, а обходился «совместными» со своими аспирантами и коллегами, когда те соглашались приписать его фамилию, но поскольку аспирантов у него было много, итоговый рейтинг публикаций он себе в концу учебного года таким образом набирал.
– Только поменяли название, ключевой тезис и выводы. А так, сказали, очень хорошая статья.
– А мы там не слишком резко? Всё же надо было как-то мягче, обтекаемо…
«Не слишком резко» было главной научной догмой Вадима Алексеевича. Всё, что он писал или говорил, даже в рамках учебного процесса, было сформулировано так, чтобы не казаться слишком резким. Поэтому конкретных тезисов он почти никогда не озвучивал, а если и озвучивал, то излагал их таким громоздким околонаучным сленгом, чтобы слушатели не смогли сразу осознать глубину сказанного, но не сомневались в её наличии. Нельзя не признать, эта способность (можно сказать, талант) неплохо помогала в его работе, в своё время позволив возглавить кафедру. Из всех кандидатов он вызывал наименьшее сопротивление просто потому, что никто ничего конкретного сказать о нём не мог – ни дурного, ни хорошего.
– А ещё я в «Проблеме дер Фюрунг» статью подала!
– Хороший журнал?
Никаких зарубежных журналов Подножка не читал и не читать не мог, потому что иностранными языками не владел. Да и особого желания вникать в эти новомодные штуки у него не было, пусть молодёжь с ними разбирается, ему достаточно академически выверенных разговоров с Верой Владимировной.
– Очень хороший! Входит в «Гномус» и в профильный список Минобраза!
– Вот и ладушки! Впиши туда меня, декана, его дочку и нового министра. И министра первым поставь! Хрен знает, откуда они его приволокли, невзрачный какой-то, картавит жутко, но на всякий случай, надо ему диссертацию подготовить. Вдруг защищаться решит? А у нас уже всё на мази! А если не решит, дочку декана защитим. Может быть…
С деканом Монеткой у Вадима Алексеевича были сложные отношения. Когда-то Монетка был доцентом на его кафедре и очень вовремя защитил докторскую, и как только освободилось место декана, ректор назначил его сначала и.о., а потом уже и полноценным обладателем очень выгодного кресла в очень уютном кабинете. Подножка был очень не прочь занять это кресло сам, но у Монетки было два неоспоримых преимущества в глазах ректора: во-первых, он худо-бедно знал английский язык и мог объясниться с регулярно наведывающимися в ВУЗ представителями международных организаций, а во-вторых, он был ещё более бесцветным, чем Подножка. Нужно ли говорить, что Вера Владимировна могла находиться в кабинете Монетки в любое время дня и ночи?
– И ещё одна новость! – Аня посмотрела прямо в глаза начальнику, чтобы сфокусировать его внимание. – Я тут побывала на семинаре ИПРЭСа, обсуждали новый большой проект. Очень перспективный!
– Так…
– Мы можем подключиться, но надо быстрее, а то отдадут историкам!
Аня знала, что больших междисциплинарных проектов Подножка не любит, это слишком сложно и непродуктивно. Обычно такими проектами нагружало начальство под какую-нибудь круглую дату и требовало публикации чего-нибудь монументального – энциклопедии или, на худой конец, многотомника, который приходилось заполнять в пожарном порядке любым материалом от балды, благо, читать эти опусы из-за отпугивающего объёма почти никто не решался. (В последний раз такую энциклопедию весь МУПО писал для министра образования накануне путча, после которого министр испарился, а энциклопедия осталась и была предметом немалых страхов «А вдруг этот министр тоже того, в путче замешан?».) Но был один фактор, способный заставить Подножку подумать об участии в проекте, – конкуренция с историками!
Связано это было с особенностями финансирования общественных наук. Поскольку начальство плохо понимало специфику гуманитарных методов научного познания, к этому вопросу оно подходило чисто утилитарно: кто более грандиозный проект реализует, тот более жирный бюджет и получает. Историкам в этом плане было проще: достаточно собрать какую-нибудь монументальную антологию из спичей рейхсминистров, подобрать увесистый переплёт – и получить на выходе какую-нибудь «Полнейшую историю современной государственной ахинеи». А вот политологам приходилось туго – надо было выискивать актуальные темы и придумывать новые внеисторические методы.
Конечно, у политологов был и альтернативный источник дохода – подработки в роли говорящих голов на ТВ. Причём говорящих, как правило, ерунду, но ерунду, оправдывающую текущую линию партии. Однако работать говорящей головой Подножке не хотелось. Он вообще не любил работать головой. Но ещё больше боялся сказать что-нибудь такое, что могло не понравиться начальству. А поскольку различных начальственных инстанций над ним было много, лучше всего было вообще ничего не говорить и заниматься проектами.
К радости Ани, именно в этот период с проектами у Подножки тоже был швах. У его давней излюбленной темы «Незыблемый суверенитет Рейхскоммисариата в условиях глобализации» как раз закончился срок контракта, а министерство отказывалось его продлевать. А тут ещё коварные историки перехватили очень перспективный и вкусный совместный проект с поляками на тему «Польская шляхта как главный политический союзник Рейхскоммисариата». «Ну почему этим историкам всё время не хватает?! – бурчал про себя Подножка. – Мало того, что с музеев кормятся со всякими коллекциями шибко древних артефактов, которые они у себя в гаражах находят, мало того, что с раскопок регулярно черепками приторговывают, так ещё и последние проекты забирают! Пропойца этот Деснянский на прошлом учёном совете так втирался, так втирался, выпросил себе курс у нас на вечернем отделении, сына своего, болвана у нас учит, а польский проект из-под носа выхватил!».
Можно понять, с какой надеждой Подножка воспринял слова Ани про новый проект. Но когда она изложила детали, надежда сменилась страхом.
– Ты что, в такое время браться за такую тему!
– Но Вадим Алексеевич, она ведь очень перспективная! Вы могли бы сделать мировое открытие!
– Да какое там открытие! Тут ещё с этим путчем не разобрались, а ты с борщевиком… Нет, сейчас не время, надо посидеть, подождать окна возможностей…
Аня знала, что «окно возможностей» – универсальная подножкина отговорка, когда он не хотел принимать решение, но и отказать с ходу не мог. Поэтому решила зайти с другой стороны.
– Вадим Алексеевич! Это очень важная проблема! Можно сказать, это наш долг! В любой момент миазмы борщевика захватят всех, и если мы не сможем остановить его сейчас, скоро уже будет поздно!
Подножка снисходительно улыбнулся, чуть наклонивший вперёд, отчего маленькие очки без оправы сползли почти на самый край носа.
– Ну это у тебя этот, как его, алармизм юношеский. Да это конфликт на десятилетия! Ты думаешь, в резидентуре ничего не понимают? Если бы Хуйлер мог просто так…
– Но если он не будет воевать с борщевиком, он получит тако-ое!…
– А если будет, получит ещё больше!
Подножка проехался средним пальцем по носу, задвинул очки на место и откинулся в кресле.
– Вадим Алексеевич, но это же такой шанс! В нашем ВУЗе нет проектов подобного масштаба, можно было бы под него и базы себе выбить, и оборудование, и командировки за рубеж! Да и научный отдел сохранился бы! А то вдруг историки перехватят, будете потом локти кусать?
Аня заметила, что осторожный завкаф колебался. Отсутствие проектов действительно ставило под вопрос существование раздутого научного отдела кафедры. Хоть это и было сборище самых серых и неприметных бывших студентов и аспирантов, занимавшихся приготовлением чая и кофе для сотрудников кафедры и другими не менее важными научными делами, именно оно придавало Подножке престиж управления большим коллективом и устойчивую академическую позицию. Начальник рассуждал вслух:
– Ну хорошо, допустим, если попробовать как-то локально, ну там «Влияние борщевика на политическую культуру Орловской области». С такой формулировкой уже можно идти к ректору. Правда, лучше бы шёл Монетка, вдруг ректору не понравится – пусть лучше декану по шапке даст. Да и с междисциплинарностью как быть? Это ж надо кого-то искать у биологов, кто бы взялся, и у социологов… Или с экономистами попробовать? Но с кем? Подхалим этот, Шныриков, недавно выбил себе деканство и большой проект, ему не особо надо. Да и не возьмётся он за такое, струсит или донесёт. Может, к Придорожнему, юристу нашему, обратиться? Тот не в меру активный, за всё берётся, но уж больно он с бывшим министром дружбу водил. Чёртова энциклопедия! До сих пор ректор издевается! А ведь сам ещё требовал выдать на гора 50 томов! Ну что ж…
После пяти минут напряжённого сопения вперившись в тёмный пыльный монитор, никогда не подсоединявшийся ни к какому процессору (Подножка терпеть не мог все эти новомодные компьютерные штучки и сам не удосуживался даже распечатать себе текст лекции, но для приличия монитор на столе всё-таки стоял), Вадим Алексеевич со вздохом изрек:
– Ну ладно, сейчас кафедра, пойдём позаседаем! Что-нибудь да решим! Пошли!
Кафедра у Подножки была образцовая. Что-что, а подбирать людей Подножка умел. Главным критерием у него всегда были способности. А именно способности приятно проводить время и продуктивно организовывать учебную работу, не доставляя заведующему лишнего беспокойства в виде многочисленных бумаг на подпись или прочтение. Также на кафедре было не принято проявлять усиленную научную и публикационную активность по собственной инициативе. Всех умников, писавших слишком много и слишком хорошо, давно уже «сбросили с корабля современности» за то, что слишком смущали коллег и лично Веру Владимировну. Поэтому обстановка в коллективе была максимально непринуждённой и свободной от академических дискуссий.
Вадим Алексеевич вольготно устроился в широком кресле на краю овального стола, окинул взглядом собравшихся и аккуратно потёр ладони.
– Ну что, будем начинать. Я смотрю, сегодня у нас собрались все живые классики.
Живыми классиками сотрудники кафедры считали себя за выдающийся, по их мнению, двухтомный труд «Прогрессивное политическое устройство Рейхскоммисариата». В реальном объёме это была небольшая коллективная монография, основная часть которой была скопирована с более раннего издания «Прогрессивного политического устройства СССР». Но благодаря крупному шрифту и широкому интервалу получилось растянуть на двухтомник. Подножка был очень доволен, что ему первому удалось издать подобную вещь в стране, и несколько лет студенты всех ВУЗов были вынуждены закупать двухтомник для учебных целей. Двухтомник тогда собрал такой «урожай», что его хватило не только на продуктивные заседания кафедры в течение двух лет, но и на покупку в Минобразе грифа «Классический университетский учебник». После этого кафедра даже в официальных документах именовала себя не иначе как «живые классики». «На заседании живые классики утвердили новые учебные программы для дисциплин…».
– У нас сегодня на повестке дна… – Подножка запнулся. – Ну то есть на повестке дня. Два вопроса. Обсуждение диссертации аспирантки Голозадовой и… – понизив голос, – новый проект по исследованию политических эффектов кхе-кхе… борщевика.
– Это что, фамилия нового министра? – послышался чей-то вопрос с другого конца стола.
Подножка выдержал выразительную возмущённую паузу.
– Издеваетесь, да? Ваши шуточки мне уже половину лысины обеспечили! Политические эффекты нового министра будем исследовать не мы, а прокуратура. А вам всем хотел бы напомнить, – Вадим Алексеевич поднял вверх указательный палец и процедил почти по слогам. – Мы футурологией не занимаемся! Никаких прогнозов чтобы я здесь не слышал! Ни о министре, ни о планете Нибиру!
Сначала занялись слушанием диссертации. С кресла в углу кабинета поднялась Голозадова – худющее существо в чёрном свитере с огромной кипой папок и бумаг. Настолько тяжёлой, что ей приходилось отклонять спину назад и придерживать их бедром.
Голозадова принадлежала к той когорте аспирантов, которых кафедра недолюбливала из-за чрезмерной научной активности, но с удовольствием использовала для выполнения разной необходимой, но нужной для живых классиков работы. Диссертация у неё была очень неплохой, публикаций уже два десятка имелось, в том числе зарубежных. Одно это уже лишало её шансов на успешную научную карьеру на кафедре Подножки. Но была и другая не менее веская причина. Именно Голозадова незадолго до этого составляла проекты декларации университета по случаю путча.
Дело было в том, что, подобно значительной части гуманитарной интеллигенции России, кафедра политологии придерживалась лёгкой оппозиционности. Естественно, никаких реальных мыслепреступлений против власти там не водилось! Исключительно модное уклонение на прогрессивность и вольнодумство. Ну, чтобы не отставать от коллег по цеху. И когда случился путч, вся кафедра, не до конца разобравшись в ситуации, рванула в усадьбу бывшего министра посмотреть на водившихся там, по слухам, страусов. Страусов, правда, не обнаружили, зато обнаружили несколько изданий своей энциклопедии и прогрессивного историка Деснянского в изрядном подпитии, орущего, что он одолел «кровавую панду». Панду тоже не нашли, но оснований не верить Деснянскому не было, потому как до живых классиков в усадьбе явно уже успели побывать более прогрессивные посетители, орудовавшие чем-то огнестрельным…
А на следующий день, когда стало понятно, что путч провалился, на кафедре возникли небеспочвенные опасения за свою судьбу. Ситуацию вовремя разрешил Подножка, перед отправкой в вояж поручивший Голозадовой написать два проекта декларации – на случай, если путч окажется успешным, и на случай, если он провалится. Голозадова их благополучно написала, и Подножка успел пропихнуть вторую декларацию в местную жёлтопрессную газетёнку задним числом, чтобы можно было доказать, что университет с самого начала путчистов не поддерживал и сохранял верность власти. А поскольку Голозадова не только сама не ездила на дачу министра, но и могла предъявить обе декларации в доказательство недобросовестности коллег, то излишне ретивую аспирантку надо было как-то аккуратно задвинуть. А лучше и вовсе удалить из университета.
После обстоятельного доклада Подножка зачитал три рецензии на её диссертацию, все в положительном ключе. Было понятно, что задавать вопросы по теме бессмысленно.
– Скажите пожалуйста, Голозадова, а где вы проходили аспирантскую практику?
– Как где, Вадим Алексеевич? У Вас в научном отделе и проходила!
– Ну это научную практику, а производственную?
– А разве нужно ещё и производственную проходить? Этого в учебном плане нет!
– В учебном плане нет, а в плане воспитательной работы университета есть! Мы обязаны каждый год направлять аспирантов на полевые работы в совхоз имени ВДНХ!
– Совхоз имени ВДНХ? Но это же за полярным кругом!
– Ты что, не хочешь Родине послужить? Хоть бы постыдилась говорить такое! Мы вот тут все живые классики на полевых работах были. Были?
Живые классики дружно закивали.
– Я вот лично, – Подножка продолжал пламенный спич, – этими вот руками три месяца аспирантуры помидоры собирал! Аня вон с борщевиком возится в глубинке.
Удивлённая Аня хотела было возразить, но сдержалась. Понятно, что шефу совершенно не интересно, возится она лично с борщевиком или нет.
– А можно я лучше ещё пять статей напишу? – робко спросила ошарашенная Голозадова.
– Статей! Статей и я могу написать, каких угодно. А без производственной практики я тебя к защите не допущу. Ну что, поедешь в совхоз имени ВДНХ?
Голозадова побледнела и, подумав с минуту, отрицательно замотала головой.
– Нет!
Подножка деланно вздохнул, плохо скрывая облегчение.
– Ну что, коллеги, какое решение принимаем? Не аттестовать?
В комнате воцарилось тяжёлое молчание. Хоть ситуация была и очевидна, брать на себя ответственность за откровенную подлость не хотел никто.
– Отчислить! – наконец, раздался весёлый и звучный голос доцента Кротуса.
Клаус Кротус, вечно молодой обладатель чёрного мерседеса, один из любимчиков Подножки и частый гость во многих зарубежных посольствах, особым научным рвением не отличался, занимаясь экзотическими для кафедры темами «Игра в покер как модель политического взаимодействия в условиях высокой неопределённости», «Политическая коммуникация в фильмах с участием Лесли Нильсена», «Роль коалиции с НГО для неаддитивной безопасности Рейхкоммисариата». Он единственный из всех живых классиков соглашался время от времени поработать говорящей головой на ТВ, но с жутко усталым видом, будто на самом деле это ему очень претит и он вынужден снисходить до подобного занятия лишь потому, что никто, кроме него, ничего в политике не понимает.
Сам по себе он был парнем общительным, даже дружелюбным, а если и делал пакости, то не со зла, а скорее из внутренней тяги к развлечениям. Вот и в этот раз он, скорее всего, решил подшутить над Голозадовой, к которой в общем-то относился очень хорошо. Но сам того не желая, сделал то, чего очень ждал Подножка.
– Отчислить? Ну ладно. Что, голосуем или консенсусом? Консенсусом, да? Возражений нет?
С милейшей улыбкой он повернулся к уже мало что соображающей аспирантке.
– Ну вот, дорогая, кафедра решила. Что я могу сделать? Всего тебе наилучшего! Дома привет передавай!
Когда за Голозадовой закрылась дверь кафедры, живые классики начали потихоньку выбегать в коридор через боковой выход в подсобке, чтобы выразить ей своё сочувствие. Аня вздохнула про себя: «А ведь если она завтра зайдёт в университет, никто из сидящих здесь с ней даже не поздоровается». Но долго думать об этой вопиющей ситуации ей не пришлось, так как Подножка перешёл к её проекту.
– Теперь, коллеги, займёмся вот каким вопросом. Поступил тут к нам проект большого междисциплинарного исследования о влиянии борщевика на политическое поведение общества. Проблема, надо признать, сыроватая, плохо разработанная... Зато есть пространство, так сказать, мозгами пораскинуть. Конечно, это так, временно, пока нам не утвердят нашу тему.
Подножка скривился и потёр висок, понимая, что шансов на повторное утверждение старой темы очень немного.
– Ну, кто что скажет? Юрий Борисович, может ты?
Профессор Покрошинский, до сих пор участвовавший в заседании не отрываясь от газеты «Рейхсправда», поднял голову и натужно хмыкнул.
– Не, ну а чё? Затея интересная. Главное, разберёмся с борщевиком – можно будет потом по остальным культурам пойти. Представляете себе тему «Активизация избирательных стратегий граждан с помощью квашеной капусты»? Или «Горох в процессе стимулирования поддержки правящей партии»? Звучит как песня! А потом и свою партию создадим «Чертополох против монстров»! Ну, каково?
За столом послышались сдавленные смешки.
– Опять шутите, да? Ой, смотрите, дошутитесь вы у меня!
– Ну а какой реакции ты хочешь на подобное предложение?! А если серьёзно, то, во-первых, кто сказал, что такое влияние вообще есть?
– Ну вот Анна наша утверждает, что уже установили взаимосвязь.
Тут Ане пришлось встать и рассказать то, что ей описал Георгий, про карту, совпадение контуров и опасность заражения. Но слушали её как-то не очень внимательно.
– Вадим Алексеич, это всё хорошо, но ты мне скажи, кто финансы-то выделяет? За чей счёт банкэт? – профессор Покрошинский умел быстро находить центральные моменты вопроса.
– Пока ещё ни за чей. Как я понимаю, нам предлагают скооперироваться с кем-то из биологов и социологов и предложить этот вариант ректору.
– Так, то есть всё это гениальное рассуждение пока только в прожекте, да? И ты хочешь найти каких-то идиотов на биофаке, чтобы с ними пойти к ректору просить, чтобы он с вот этим вот борщевиком пошёл к министру выбивать нам бюджет?
– Ну… Примерно так.
– Я так прям представляю себе эту картину: ты с кустом борщевика заходишь в кабинет ректора!
– А что такого? Когда я его иду поздравлять с днём рождения с кустом розовых колючек от кафедры, тебя эта картина не смущает?
– Не, ну ты ж не требуешь, чтобы он потом эти колючки министру продать пытался!
С другого конца стола послышался голос ассистентки Невесёлой:
– Вадим Алексеевич, а Вы в курсе, что программу разведения борщевика предлагает старший советник резидента академик Очин? Под это уже и средства вот-вот выделят. Говорят, министр сельского хозяйства лично курировать будет!
– Да ты что? Ничего себе! Я как-то об этом не подумал.
На самом деле подумать об этом Подножка не мог, потому что текущими новостями не интересовался, но признаться в этом публично было неловко. Хотя кафедра давно уже была в курсе.
Юрий Борисович тут же подхватил аргумент:
– Иными словами, эта юная криптобандеровка предлагает, чтобы мы выбивали бюджет у министерства образования, дабы научно доказать, что министерство сельского хозяйства и советник резидента работают во вред обществу! Это будет похлеще чем энциклопедия, я вам доложу!
У Ани вырвался вопль отчаяния:
– Но поймите, это же очень важно! От этого зависит судьба страны!
И тут она осеклась. На стене за широкой спиной профессора Покрошинского висели несколько фотографий с различных продуктивных кафедральных посиделок, пикников и застолий. На одной из них группа живых классиков позировала на фоне зарослей того самого борщевика! И Юрий Борисович как раз в центре. Кажется, это было фото с того самого памятного совместного вояжа в усадьбу бывшего министра.
«Всё напрасно», – подумала Аня. – «Они все уже заражены».
Впрочем, оставалась ещё одна хрупкая надежда на доцента Постоянова. Он нечасто посещал кафедральные посиделки и, кажется, в тот раз его в компании тоже не было. Аня видела, как Виталий Егорович, который всё заседание просидел, уткнувшись в экран монитора, хотел что-то сказать, но тут в кабинет, хлопнув дверью, начальственным шагом зашла Вера Владимировна.
– Так, Вадик, разгоняй этот балаган, отвезёшь меня домой!
На этом вопрос о проекте на кафедре политологии был закрыт.
