Борщевичная пустошь: 2

1. Курт

Капитан Люфтваффе Курт Волкер анализировал итоги прошедшего под Химками боя с вертолётами русских инсургентов. Он потерял два истребителя с пилотами и сам еле успел катапультироваться, когда последний вертолёт выпустил по нему ракету. Его «Мессершмитт» полетел дальше, врезался в «свечку»-многоэтажку и сдетонировал, обрушив здание. Теракт списали на мятежников, заложивших взрывчатку в подвале. Но резидентура была на грани поражения, и Курт понимал, что выводы из произошедшего будут самые полномасштабные. Канцлер Девола Казмирчак – не из тех, кто спускает с рук подобные проколы. Может, в другой раз рижский аэрополк не успеет добраться вовремя!

В дверь постучали.

– Ja, ja, kommen Sie bitte! – машинально откликнулся Курт, сдвигая разложенные распечатки в единую стопку.

Дверь тихонько отворилась, и в щели показалась мордочка маркиза де ля Мармотта. Волкер недолюбливал этого человека, но уважал за профессионализм. Во время первой мордовской войны Мармотт всего лишь редактировал стенгазету мордовского ГКО, но вскоре после Саранского мира дослужился до командира Ингерманландского полка бомбардировочной авиации. Когда же Мармотт разбомбил в Воронеже вышедших из подчинения интервентов из России, благодарный гетман Украины Свиненко удостоил его дворянским титулом и прибавкой к фамилии, а резидент России Хуйлер – повысил до замглавы резидентуры.

– Вызывали? – заискивающе обратился маркиз, но тут же осознал неуместность вопроса и вытянулся в струнку. – Простите, что полдня добирался! Мятежники угнали мой джет. Пришлось просить у Вальдемара, а Лина закатила ему истерику.

Курт сделал над собой усилие и полностью переключился на русский:

– Садись, – строго указал он посетителю и смерил его подчёркнуто оценивающим взглядом. Нет, это не был ни интриган себе на уме, ни солдафон-исполнитель. Напускная покорность даже не призвана обмануть собеседника, а просто форма вежливости в его кругу, вроде слоя дезодоранта. Безусловного подчинения Хуйлеру тоже не видно – наверняка заготовил жало, если начальник поведёт себя нелояльно. Маркиз смотрел на Волкера прямым немигающим взором и приготовился отразить любую претензию. Курт перешёл на формальный стиль:

– Как так получилось, что все мятежные вертолётчики – слушатели Ваших политзанятий на курсах в Ингерманландской авиадивизии? 

Очевидно, де ля Мармотт не любил вспоминать «политруковский» период своей биографии, когда ему приходилось перекрывать редакторство мордовской стенгазеты повышенным российским патриотизмом, но быстро сориентировался:

Так у нас все вертолётчики прошли мои курсы. Больше их нигде не готовят, кроме Ингерманландии. Из ста сорока моих студентов только пятнадцать – участники путча. И те наполовину из Красного пояса. Остальные верны приказу, отлавливали мятежников и сейчас празднуют победу. Лояльность резидентуре среди военных выше, чем в среднем по стране. Просто в семье не без урода.

– Почему им дали собраться вместе? – перешёл в наступление Волкер, максимально добавив обвинительной интонации. – Как у них оказались ракеты «Воздух-Воздух»? Кто им дал скоординироваться с другими родами войск? Где они раздобыли маршрут передвижения резидента?

Маркиз молчал, но в какой-то момент перехватил инициативу:

– Должно показать следствие. К сожалению, министр обороны добрался до штаба уже после вашего десанта, не разобрался и приказал расстрелять захваченных мятежников. Допрашивать пока некого, за исключением пары придурков, использованных втёмную. Их вдохновитель остался в тени. Но мы обязательно установим истину, только дайте пару недель! Населению надо объяснить, что не все заговорщики разоблачены. А то оно уже третий день празднует, свидетелей не опросишь.

Курт поразился, как деликатно де ля Мармотт перевёл стрелки на Пожара Тувинова и народные массы. Один дебил, с других не спросишь, но ведь формально-то маркиз прав! Если бы Тувинов провалил тест IQ и показал результат выше шестидесяти, то резидентуре запретили бы производить его в министры обороны. С другой стороны, если бы пропаганду не приучили объявлять победу после каждого инфоповода, а магазины – отменять ограничения на продажу спиртного, резидентура могла бы пасть ещё после воронежской бомбёжки или царицынского погрома, когда новые методички не успели согласовать с Берлином. В функции маркиза просто не входило решение подобных вопросов, и не капитану Люфтваффе перераспределять полномочия. Волкер нехотя отпустил де ля Мармотта, и только когда тот был в дверях, окликнул его снова:

– Кстати, Аслобай! – обратился он к посетителю по имени, надеясь выбить из равновесия. – Не знаешь, как Хуйлеру удалось выжить? Ведь шансов по всем раскладам не было никаких! Почему шофёр не выстрелил после пасторского  намёка? Как на траектории НУРСа оказался «Мерседес» пастора, а на пути крышки капота – Геркин?

Лицо маркиза слегка дрогнуло, выдавая откровенный испуг.

– Это и следствие… не факт, что покажет, – ответил он сдавленным голосом. – Сам не знаю.

2. Уганда

Многотонная стальная дверь почти бесшумно прокатилась по рельсе и наглухо перекрыла тоннель к Сулятэрру. Уганда Дювалье кисло посмотрела на грозовые тучи, низко нависшие над горами. Снова начинался дождь, и надо было на высоких каблуках успеть перебежать по плотине до автомобиля, припаркованного с другой стороны ущелья. Опять эти гномы её подставили!

Уганда любила швейцарский климат и ещё в молодости с немалым удовольствием прилетала сюда отдохнуть от удушающей жары Порт-о-Пренса. Но возраст давал о себе знать, перелёты давались всё тяжелее, и Дювалье твёрдо поставила перед Советом Старейшин вопрос об уходе. Те пообещали в течение года подыскать ей преемницу и отпустить Уганду отдыхать на карибскую виллу, как только она научит сменщицу основным тайнам мастерства. Все понимали, что стабильность и мир на планете держатся на этой женщине, и просто отпускать её, заменив случайной шарлатанкой с гаитянских улиц, нельзя.

С тех пор, как разработанная немецкими генетиками технология репликативной трансплантологии была выкуплена и запущена в медицину швейцарскими гномами, прошло сорок лет. Уганда – тогда ещё начинающая жрица Вуду, вылепливавшая по просьбам униженных и оскорблённых куклы обидчиков, чтобы доставить боль злодеям, – никак не могла понять, зачем её пригласили в Цюрих, оплатив полёт в бизнес-классе и даже положив на её счёт полмиллиона долларов в качестве знака доброго расположения. Но едва поняв, что от неё требуется, Уганда безоговорочно согласилась.

Широкой публике была известна только видимая, наземная часть репликативной трансплантологии. Она спасала жизнь и здоровье от силы десяткам тысяч бизнесменов, государственных деятелей, выдающихся представителей культуры и искусств, у которых были деньги или спонсоры на дорогую операцию по замене повреждённых либо плохо функционировавших конечностей и внутренних органов. Но параллельно с нею был запущен и подземный проект, спасавший миллионы людей от ужасов войны и тирании, а роль Дювалье в нём оказалась по-настоящему ключевой.

Уганда до сих пор помнила, как испугалась первого увиденного гнома и как была потрясена огромным подземным городом Сулятэрр, в котором этот трудолюбивый народ жил поколение за поколением. За сотни лет Швейцария так и не раскрыла свою главную государственную тайну, защищая сих малых от любых посягательств мира людей. Но и гномы не оставались в долгу, помогая превратить Швейцарию в самую процветающую страну мира, островок безопасности и стабильности в океане политических катаклизмов. И только изобретение репликативной трансплантологии позволило запустить глобальный проект по становлению нового мирового порядка.

Гениальная идея Совета Старейшин состояла в том, чтобы не уничтожать изымаемые у пациентов негодные органы и конечности, а перевести их с помощью гаитянских вудуистских практик в состояние постбиотического функционирования. Это позволяло не только сохранить генетический материал для возможной повторной репликации, но и дистанционно воздействовать на прооперированных. Если пациент с имплантированной частью тела начинал совершать преступления, развязывать войны, преследовать инакомыслящих, Совет Старейшин вызывал Дювалье в Постбиотическое хранилище Сулятэрра, и с её помощью совершались действия над изъятыми частями тела, отражающиеся соответствующей болью у их прежнего хозяина и вынуждающие его прекратить преступления.

Уганда понимала важность своей работы и гордилась ей. Когда президент Рашки Милошевич задумал отобрать Белград у Венгрии, Баня-Луку у Хорватии и Подгорицу у Албании, устроить там этнические чистки и воссоздать «Великую Сербию», гномы поочерёдно разогревали и подмораживали оригинальные лобные доли головного мозга диктатора, находившиеся в их хранилище ещё со времён работы Милошевича в Нью-Йорке. И пока преступник пытался навести тень на плетень со скамьи подсудимых в Гаагском трибунале, только единицы понимали, что характерные морщины посреди лба у него имеют первопричиной дистанционное воздействие из швейцарских Альп, а вовсе не напряжённую мыслительную деятельность.

А потом удалось одним махом покончить с российской интервенцией против Украины. После ровенской Революции Достоинства вышедшие из-под контроля агенты влияния Москвы пытались отколоть от гетьманата Николаев, Харьков, Донецк, Воронеж, Липецк, Царицын и многие другие города. К счастью, российский резидент незадолго до этого, желая произвести впечатление на какую-то штангистку, обновил свои тестикулы. Поместив оригинальные органы в тиски, гномы довольно быстро добились прекращения интервенции самим Кремлём. В большинстве городов были организованы самоубийственные штурмы областных администраций, после которых все участники были арестованы, отправляющемуся из Ровно в Царицын Поезду Дружбы Россия поставила летальное оружие, а пророссийских бандитов в Воронеже сама же и разбомбила.

И если кое-где в мире продолжались войны и сохранялась тирания, то только потому, что Уганда и гномы не могли воздействовать на тех злоумышленников, которые ещё не прибегали к услугам репликативной трансплантологии. Как оказалось, технология кукол Вуду в изначальном виде, без доступа к оригинальным органам, действовала только в пределах Гаити.

Сорок лет Уганда Дювалье неустанно трудилась на страже мира и свободы, но теперь уже не переносила, когда её дёргали по любому поводу. Последний вызов в Сулятэрр вообще был верхом абсурда. Московский мятеж и без Хранилища был подавлен за двое суток, но Уганду всё равно вызвали и сорок часов продержали на дежурстве просто на всякий случай! Кто будет спасать планету в случае настоящей угрозы, если она не успеет никого приготовить и с её здоровьем что-то случится? А тут ещё и этот противный дождь…

Уганда повесила на плечо сумку, фиксируя её левой рукой подмышкой, и, стараясь не ступать босоножками в лужи, засеменила по дороге, идущей через плотину. (Ах, эти каблуки!) Добравшись до середины её, на которой высился монумент канцлеру Штауффенбергу, она ненадолго остановилась и призадумалась, обойти ли его справа или слева. В этот момент накрапывавший дотоле дождь полил, как из ведра.

– Грёбаный сайентолог! – сорвалась Дювалье и, поправив сумку, побежала со стороны нижнего бьёфа и тут услышала сбоку страшный рёв.

Повернув голову, Уганда увидела летящий на неё метеорит, но не успела она этого осознать, как горящая глыба ударила в основание плотины прямо под монументом. Удар был такой силы, что женщину отбросило на несколько метров назад и контузило. Когда она пришла в себя и, приподнявшись на локтях, села посреди лужи, она в ужасе увидела, что потревоженная ударом гора, нависшая над водохранилищем и входом в Сулятэрр, сползает в озеро прямо с лесом и белоснежным замком Михаила Тухачевского. Ещё через несколько секунд на Уганду через кромку плотины понеслась многометровая волна, вытесненная огромной массой.

– Неужели? – подумала она, мобилизуя последние силы, чтобы вскочить на ноги, когда услышала звон мобильника. Раздражённо выдернув из сумки телефон и приподняв над собою для лучшей связи в грозу, гаитянка только и успела увидеть, что звонят из Порт-о-Пренса, как на доли секунды почувствовала страшную боль – и ничего больше. Разряд поразившей её молнии был настолько силён, что вокруг ног Дювалье разлетелись куски асфальта. Ещё через миг тело женщины настигла волна, вынесла через парапет и сбросила на десятки метров вниз к основанию плотины.

А как только перехлестнувшая плотину волна ушла, оставив среди камней бездыханный труп, набрало силу разрушение самой плотины, подорванной ударом метеорита. Первым делом зашатался и рухнул памятник Штауффенбергу, проткнув сердце женщины Декларацией единой Европы, затем на тело и памятник посыпались гигантские куски железобетона вперемешку с мощнейшим водопадом. Когда вся вода схлынула вниз по долине, на обломки плотины и погребённую под ними Уганду Дювалье с бронзовым Штауффенбергом неторопливо заполз толстый слой ила, накопившийся за сотню лет на дне водохранилища.

3. Сэндлер

Сэнди Чоулз, пресс-секретарь резидента Хуйлера, никогда ещё не был так растерян. Журналисты были созваны в Георгиевский зал для торжественного заявления по случаю подавления путча и последующего банкета, но тут пришла трагическая весть о гибели бывшего руководителя СССР Михаила Тухачевского в результате природной катастрофы в Швейцарии. Хотя старику и было сто двадцать пять лет, он оставался моральным авторитетом, не подлежащим суровой критике ввиду получения совместной с Адольфом Гитлером Нобелевской премии мира тысяча девятьсот сорок второго года.

А заслуга была неоценима. Осознав необходимость многонационального консенсуса после выступления командующего Второй ударной армией Андрея Андреевича Власова о необходимости единения Европы, Михаил Николаевич нашёл в себе мужество прекратить бессмысленную бойню. Знаменитый саммит Тухачевского и Гитлера не только установил между двумя великими державами демаркационную линию Архангельск-Астрахань, но и положил начало политике разрядки и конвергенции.

Несмотря на добровольный уход Тухачевского в отставку после роспуска СССР в Беловежской Пуще генералом Власовым, гауляйтером Кохом и другими руководителями рейхскомиссариатов, миротворческие идеи Михаила Николаевича получили широкое распространение и за пределами Сообщества надёжных гитлеровцев (СНГ). Захват США и Великобританией всех территорий за пределами Европы и их одновременная высадка без боя в Италии, Испании и южной Франции спровоцировали в Германии военный переворот сорок седьмого года. Задуманные Тухачевским разрядка и конвергенция были использованы канцлером Штауффенбергом для налаживания отношений с США.

«Земля слишком большая, чтобы управлять ей из одного центра», – сказал Черчилль Трумэну на Потсдамской конференции, и тогда было решено, не переподчиняя резиденции в государствах СНГ напрямую Вашингтону, оставить их в компетенции Берлина, а уже деятельность германских канцлеров должны были контролировать резиденты, назначенные в Госдепартаменте.

А в конце семидесятых, по мере развития репликативной трансплантологии, пришёл черёд самих США перейти на резидентскую форму правления, однако на общей схеме иерархического соподчинения Германии и России это не сказалось.

Таким образом, идеи Тухачевского оказались провидческими и расширяли сферу своего действия с каждым новым десятилетием. Да и в медицинской практике именно Тухачевский самым первым из мировых общественных деятелей стал заменять свои органы на транспланты, подавая пример всем остальным. Благодаря своей смелости он смог дожить в здравом уме и твёрдой памяти до ста двадцати пяти лет на берегу озера в Швейцарии и прожил бы ещё столько же, если бы не злосчастный метеорит. А ведь даже резидент Власов, правивший после Тухачевского целых полвека, давно почил в бозе!

Пожалуй, единственной стратегической ошибкой Михаила Николаевича стал переход России к лютеранству, предпринятый в рамках конвергенции. Огромные усилия были потрачены на то, чтобы загнать в подполье средневеров с остатками староверов, и вот когда пути назад уже не было, как и ресурсов на новую реформу, канцлер Штауффенберг объявил государственной религией Германии сайентологию. Так и получилось, что зря перешли на лютеранство, когда весь цивилизованный мир ушёл дальше вперёд!

Чоулз почувствовал комок в горле, по щеке его украдкой скатывалась слеза. «Учитель», – мысленно всхлипывал он, и рука рефлекторно тянулась к носовому платку. Но Сэндлер собрал волю в кулак, проникновенно зачитал официальный некролог и добавил:

– Сегодня стартовали субстантивные переговоры с правительством Швейцарской конфедерации по модальностям поисковых работ для поиска и энтэррации генералиссимуса на Родине. Поскольку общая масса горных пород, съехавшая в водохранилище, оценивается в полтора миллиона тонн, Берн предлагает объявить местом захоронения ущелье Штауффенберга и построить мемориал Тухачевскому прямо там. Но мы продолжаем настойчиво разъяснять партнёрам нашу позицию, на переговоры в Женеву вылетел министр иностранных дел.

– Сэнди Гаугавович! Сэнди Гаугавович! – наперебой потянули руки присутствующие журналисты.

Чоулз выбрал Машу Синицыну.

– Херр пресс-секретарь! – обратилась Маша. – Позвольте обратиться к теме подавленного путча. По заявлению Генпрокуратуры, основная масса мятежников – выходцы с Украины либо их прямые потомки. Аналитики говорят, что против нашего резидента объединились сторонники и противники гетмана Свиненко. Зачем, по Вашему мнению, им это нужно, если они ещё не разобрались между собой? И как им удалось провернуть такую операцию, да ещё и подключить к покушению на резидента пасторского шофёра, не имея никакой поддержки среди политических сил нашего общества?

Сэнди призадумался:

– Наша константная позиция относительно Украины состоит в приоритезации консумирования инклюзивных процессов и интронационального консенсуса. И мы добились больших успехов в том, чтобы помочь гетману Свиненко, я повторяю, помочь гетману Свиненко промовировать национальную пацификацию. В то же время, возможны инцидентальные эксцессы со стороны провокаторов, желающих сорвать мирный процесс и предпринимающих исторически прематурные акты. Следующий, пожалуйста!

К микрофону прорвался корреспондент Зюддойче Цайтунг:

– Хэр Чоулз! Тафайте фьернёмся к фапросу а кипели хэра Тухатчефскаффа! Почему фласти Шфейцарии на слофах откасыфаются экскумировать хэра Тухатчефскаффа, а на тьеле – фьетут ф каньоне Штауффенберга массофые раскопки?

Чоулз остолбенел. До него только сейчас дошло, что оползень должен был засыпать вход в Сулятэрр. Он машинально проверил, на месте ли пересаженное ухо. Но не успел он ответить, как в кармане зазвонил телефон. «Лайно» – настойчиво значилось на экране, и Сэндлеру ничего не оставалось, кроме как извиниться перед собравшимися:

– Прошу прощения, майнэ хэррен унд даамэн! Меня срочно вызывают в резидентуру.

4. Лина

Заходя в кабинет Лайно, Лина Хабайлер сразу же ощутила гнетущую атмосферу. С утра она думала, что явная утрата Вальдемаром интереса к ней – это и есть самое страшное из случившегося после путча, но оценив опустошение и тревогу, отчётливо проглядывавшие в глазах собравшихся, она поняла, что дело намного серьёзнее. Хозяин не стал медлить:

– Суэлятэрр завалило, – хмуро доложил он. – Раскопают хорошо, если за полгода. Кроме того, камеры зафиксировали гибель Дювалье. Её, судя по всему, даже искать не станут. Долгосрочной проблемы нет: город прекрасно проживёт без поставок, система регенерации воздуха функционирует, вместо Уганды подберут новую. Но нам пока придётся работать без управления, в автономном режиме.

– Как в автономном? – вскрикнул Айфонлер.

– Зачем в автономном? – подхватила Кальсонруж.

– А если почки отвалятся? – испугался Гесс. – Пересадку не сделают? Помирать теперь?

– А уже пересаженное нормально будет работать? – поинтересовалась Лина, вспомнив об утреннем.

– Тише, господа, тише! – остановил их Лайно. – Тут такая трагедия, а вы о своём, о мелком… На наши плечи свалилась огромная ответственность. Не наломать дров и удержать ситуацию под контролем. Рано или поздно всё равно придётся предстать перед Советом Старейшин. Пока связь была регулярной, мы могли быть уверены, что больших ошибок не сделаем – нас вовремя остановят. Теперь даже соподчинение Берлину и Вашингтону не поможет, потому что у них тоже пропал контакт с Сулятэрром. Мы не сможем перевести на них стрелки, ведь у нас спросят: почему вы слушали бундесканцлерин и штатовского резидента, а не думали своей головой? И будут абсолютно правы…

Из дальнего угла послышался обеспокоенный возглас Пожара Тувинова:

– А если Украина нападёт? Закрепляться на Волге или на Урале? Когда просить перемирия?

– В том-то и дело, что неизвестно, – мягко ответил Лайно. – Теперь надо обо всём догадываться самим. Сосуля Стакановна! – обратился он к Кальсонруж. – Скажите смотрящим, чтобы подключали интеллектуальный ресурс! Резидентура не справится.

– Комиссрат официально собирать или по одному в кабинете? – на всякий случай уточнила Сосуля.

– Не перекладывайте на меня свою ответственность! – раздражённо отреагировал Лайно. –  Думайте сами, всё сами! Ещё есть вопросы?

В разговор вступил Гесс:

– Что сказать моим акробатам? Волнуются, как преподнести электорату путч этот.

– Вячеслаус Рудольфович! Я хочу, чтобы население было спокойно и знало, что структуры управления Рейхскомиссариатом работают, как часы. Включая правительство, Комисстаг и Комиссрат, – Лайно последовательно посмотрел на Айфонлера, Гесса и Кальсонруж, затем продолжил. – Лидерам фракций можно рассказать про Сулятэрр. С мятежом ещё разберёмся. Маркиз на аудиенции в Риге. Как вернётся, разошлёт методички в масс-медиа. Пока даже неясно, что в них писать. После сегодняшнего прокола Сэндлера украинская версия может и не пойти.

– Синицына красивая! – попытался оправдаться Чоулз. – Откуда мне было знать, что она полезет с такими вопросами?

– Может, шугануть как следует её редактора? – вмешался Мюллер. – Много из себя воображает, Величка эта…

– Пожалуй, можно, – задумчиво ответил Лайно. – Но у вас в Промнефти ребята с кривыми руками. Лучше пусть газросовские.

– Да мои соколы так ему наваляют, что мать родная не узнает! – обрадовался новому поручению Чинес.

– Нет, калечить не надо! Ещё слиняет в Европу и будет вонять оттуда. Попытайтесь убедить, на природу свозите…

Совещание явно заканчивалось. Лина попыталась вернуться к вопросу Гесса. Вячеслаус был поздним ребёнком, но унаследовал быструю чуйку и риторические приёмы. «Есть Хуйлер – есть Россия, что-то стрясётся с Хуйлером – сотрясёт и Россию!» – как-то продекламировал Вячеслаус, чуток адаптировав знаменитую фразу отца из фильма «Триумф воли». А в этот раз он попал в самую точку.

– А нельзя ли пока договориться со швейцарцами о трансплантах? – спросила Лина. – Когда ещё Сулятэрр откопают? Деньги – не вопрос.

На неё посмотрели, как на дурочку:

– Так Уныл уже вылетел, – заметил Айфонлер. – Впрочем, вряд ли поможет. Стандартные матрицы всегда хранились в Сулятэрре.

5. Негадий

Рабочий день в Комисстаге закончился. Негадий Зюгайлер, председатель ВКП(б) и лидер коммунистической фракции, нахлобучил гигантский картуз, надел тёмные очки и, взяв с собой только одного охранника, вышел через чёрный ход здания на Охотном ряду, оттуда незаметно пробрался на Манежку и по Красной площади к Мавзолею. Предъявив пропуск, он быстро вошёл внутрь и спустился к гробу. Охранник приподнял стеклянную крышку.

– Покорми! – бросил ему Негадий.

Охранник надрезал запястье. На губы мумии пролилось несколько капель крови. Негадий снял с шеи сайентологический амулет и, приложив его к челу мумии, продекламировал:

– Ленин, кыш! Ленин – мышь! Ленин – Тохтамыш!

Мумия открыла глаза и тут же присосалась к запястью охранника. Напившись крови и отвалившись, она наконец обратила взгляд на Негадия.

– Ну чего тебе ещё, ренегат?

– Простите, Владимир Ильич, но дела совсем плохи! На Украине валят ваши памятники. Одни говорят, что не братья, другие – что никакие они не украинцы…

– Так и было рассчитано, – перебил Ленин. – Устойчивым будет только безбоязненный, равноправный союз. Надо придавить великорусских шовинистических свиней и поднять уровень угнетённых наций. Пока не опустите Россию ниже уровня Украины, никакого объединения не будет!

– Речь не о том, – продолжал Негадий. – Про Украину я так, к слову. У нас большая проблема в Швейцарии.

Зюгайлер поведал Ленину о метеорите и Сулятэрре. Владимир Ильич нервно ходил взад-вперёд по помещению.

– Знавал я гномов, причём очень хорошо. Они мне и устроили пломбированный вагон, – благородно грассировал он каждую «р». – Жидок этот, Парвус, – прикрытие. Впрочем, они и на Керенского влияли, и на Львова, и на Романова. Конечно, тогда никакой трансплантологии не было. А метеорит этот всё меняет…

Ленин всё больше и больше распалялся, всё быстрее и быстрее бегал от стенки к другой.

– Послушай! – сказал он, подбегая к Негадию и хватая его за рукава. – Это твой шанс! Сейчас или никогда! Сегодня рано, послезавтра поздно! Завязывай с оппортунизмом, скотина мещанская! В переломные моменты политпроститутки не ценятся. Пока весь мир в автономном режиме, гномы бессильны и ни на что не влияют. Можешь восстановить страну! Не ты, так другие смогут…

– У меня оба внука в Комисстаге, – поставил граничное условие Зюгайлер. – Как спасти Россию, не теряя достигнутого?

– Ну какая же ты мразь! – расстроился Ленин. – Тьфу на тебя, импотент поганый! Иди уже, гнида!